— Возвращаемся к истокам, — хмыкнул Томас.
— Ой, ну не ной, Том, — отмахнулся Натаниэль. — Ребят, слушайте, афишу вывесили только сегодня утром, а уже к обеду не осталось ни одного билета. Это ли не признание? Сыграем пару-тройку песен, получим халявное бухло и круто проведём время, как в старые добрые, ну?
— Считаю, идея огонь, — Шеннон хлопнул ладонью по подлокотнику дивана. — Да и пиар-ход хороший.
— Ну что, Натаниэль, лидер поколений, играть так играть, — улыбнулся бессменный басист группы, Мэтт. — Ты же знаешь, какой кайф мы от этого ловим.
— Я говорил, что вы лучшие? — Натаниэль приложил руки к сердцу и возвёл глаза к потолку. — Тогда увидимся через четыре часа, готовьтесь к бою!
Парень засмеялся и направился к выходу, прихватив с собой последний кусок пирога. Музыканты провели в студии ещё немного времени. Обсудили сценарий клипа, скорректировали пару куплетов новой песни и пару раз прогнали вечернюю программу. Пришло время разбежаться по личным делам. Том собирался увидеться с давним приятелем, Мэттью познакомился в «CO’reals» с девушкой и планировал выпить с ней кофе, а Шеннон хотел просто прогуляться по Лондону. В этой суматохе он так и не успел проникнуться «истинным британским духом», поэтому направлялся на набережную Темзы, откуда открывался великолепный вид на Биг-Бен.
Накинув косуху, Шен поднял вверх толстый кожаный воротник и вышел под моросящий дождь.
В дверь тихонько постучали, но Джесс не отозвалась. Спустя мгновение ручка медленно повернулась, и мама тихо вошла в комнату.
— Дорогая, к тебе можно?
Джесс молчала, не отрывая взгляд от мухи, сидевшей на оконной раме.
— Джесси, прошу тебя не надо так, — мама тихо присела рядом и осторожно погладила спутанные волосы дочери. — Мне больно видеть тебя такой, родная. Ты всегда светила ярким солнышком, а сейчас… Моё сердце разрывается. И отец… он переживает тоже. Мы все хотим вернуть тебя назад. Ту самую хохотушку Джесси, которая устраивала самые лучшие праздники своим родным и друзьям, пела самые жизнеутверждающие песни и… была счастлива.
Джесс продолжала молчать. Меган аккуратно притянула её к себе и легонько покачала, целуя в макушку.
Когда Джесси отстранилась и посмотрела на мать, то увидела в её взгляде столько нежности и боли, что прокляла себя тысячу раз. Ну почему она никогда не думает о том, как больно самому дорогому и любимому человеку на свете? Почему печётся только о своих обидах и душевных ранах? Девушка всхлипнула, негласно признавая, что отец прав — её эгоцентризм зашкаливает. Упрямая гордячка, не желающая признавать чужой правоты, не думающая о других. «Гадкая эгоистка!» — прокричал внутренний голос, и она разрыдалась. Меган снова прижала дочь к себе.
— Солнышко моё, не плачь…
— Мне так больно, мама! — Джесс было тяжело дышать. — Прости меня, я всегда всё порчу! Я испортила вам жизнь! Испортила жизнь себе!
— Что за глупости ты говоришь? — Меган взяла в ладони заплаканное лицо. — Джессика, перестань плакать и посмотри на меня. Вот так. А теперь послушай. Жизнь не заканчивается на одной ошибке. Этим она и прекрасна. Ты молода, горяча и талантлива. Живи, делай шаги, ошибайся. Падай и поднимайся снова. Это и есть «жить», — женщина дождалась, пока Джесси сфокусирует на ней взгляд. — Нам с отцом больно смотреть на то, как ты ежедневно сжираешь себя. Лишаешь себя этого волшебного времени — юности. Дочка, зарываясь в свою боль, копаясь в произошедшем годами, ты не поможешь себе и не сделаешь нас счастливее. Ты сама должна сделать шаг. Заставить себя переступить барьер и идти дальше.
В глазах матери стояли слёзы, и Джессика словно увидела всё происходящее со стороны. Прокрутила в голове все события, словно кинофильм и прижалась к матери, крепко обвив её шею руками.
— Прости, мама, — горячо прошептала она. — Прости за всю боль, что я причинила. Как же это глупо… Боже… Я обещаю, теперь всё будет по-другому.
Меган погладила дочь по влажной щеке.
— Я верю, девочка моя. Ты у нас очень мудрая, — она смахнула со щеки слезинку. — Что до выступления… ты прости. Я и правда закрутилась…