– Кучер и его помощник в курсе, куда вас отвезти, все остальное узнаете из бумаг. И помните, ее величество в вас верит и надеется, что вы это доверие оправдаете, а также сохраните все подробности своей службы в тайне.
Мне ничего не оставалось, как раскланяться с самым высокомерным видом и направиться назад к выходу, справедливо огорчаясь чрезмерной экономностью ее величества. По моему разумению, кошелек, выданный в оплату за секретное поручение, мог бы быть и поувесистее.
Едва я успел плюхнуться на сиденье, как возница выкрикнул свое «эгей!» и лошади рванули с места. Видимо, и в самом деле меня ждет нечто важное, подумалось в этот миг, и именно этот довод перевесил желание наслать на невежу‑кучера понос или почесуху. Совсем немного перевесил, но возчика это спасло. Я лишь прикрыл плотнее дверцу и устроился поудобнее, укутывая ноги меховым одеялом и с сожалением вспоминая оставшийся на печи покинутой мною башни чесночный суп. Взять его с собой во дворец показалось мне в тот момент неприличным, а теперь я искренне жалел, что мнимые приличия возобладали над практичностью. Ведь стоило задержаться на две минуты и перелить суп в кувшинчик, сейчас можно было бы понемногу отпивать густую, горячую жидкость.
Часа через три я уже не просто вспоминал так неблагоразумно покинутый котелок, а всячески ругал себя, давая клятву никогда больше не поступать столь опрометчиво. Давно прошел тот послеполуденный отрезок времени, когда все благополучные подданные Альбионы Четвертой, вдовствующей королевы Сандинии, садятся за свои столы и воздают благодарение покровительствующим им богам за то, что те не забывают своих почитателей.
До сегодняшнего дня так же садился и я, а вот теперь мчусь куда‑то, и неизвестно, где и когда буду обедать. Раскрывать же пакет, чтобы удовлетворить свое любопытство в полумраке подпрыгивающих на ухабах саней вовсе не казалось мне самым верным решением, и я благоразумно отложил это действо до того момента, когда смогу устроиться в кресле рядом с очагом и свечой. Будут же у меня, надеюсь, кресло, очаг и свечи?
Ганик что‑то потихоньку грыз, доставая из необъятных карманов, но потребовать, чтоб он поделился, я счел ниже своего достоинства и просто не обращал на него внимания.
Замедлять размеренный бег лошади начали примерно к тому моменту, когда солидные господа садятся за чай с бисквитом или соленым печеньем. Я попытался рассмотреть в заиндевелое стекло небольшого оконца, куда это мы приехали, но разглядел только унылую темную поверхность незнакомых стен.
– Прибыли, господин маглор, вам сюда, – довольно сообщил кучер. – Не забудьте багаж!
Лошади встали, и я, неуклюже распрямляя затекшие ноги, полез прочь из возка. Следующие несколько минут Ганик подавал мне сундучки, саквояжи и мешки, а я составлял их в сторонке, у мрачной каменной стены. Едва последний мешок вместе со служкой оказался на снегу, помощник возницы залез внутрь, захлопнул дверцу, и сани, развернувшись, умчались в мутную пелену усилившегося снегопада.
А я отыскал на узкой, обитой железными полосками двери молоток, и несколько раз ударил им в промороженное железо.
– Кого там принесло? – Грубый голос раздался откуда‑то сверху, и, подняв голову, я разглядел в густой снежной пелене неприметное маленькое оконце, из которого торчала всклокоченная голова крайне недовольного мужчины. Наверняка я отвлек его от тех самых соленых крокетов, пронеслась в голове догадка и утонула под лавиной возмущения. Он, значит, уже чай пьет, а я еще даже не обедал и должен его жалеть?
– Маглор Иридос, по королевскому поручению! – ледяным голосом рыкнул я. – Открывай немедленно!
– Сначала доложу. – Мужчина ничуть не проникся важностью моего приезда, и я с невероятным удовольствием дал себе обещание, что нашлю на него понос.
Позже, когда он наконец впустит нас в тепло. Ганик совсем замерз, подобрался ко мне с подветренной стороны и тесно прижался к меху шубы. Я сжалился над мальчишкой, возможно, он сможет мне еще пригодиться, и бросил на него заклинание тепла. Совсем маленькое, но служка немедля повеселел, полез в карман и достал горсть жареной кукурузы. Как хорошо, что я не снизошел до того, чтобы попросить у него немного этого лакомства бедных детей, у меня на родине им кормят только индюков и гусей. При воспоминании о гусе он немедленно предстал передо мной в своем самом наилучшем виде. Лежащий вверх ногами на большом блюде, золотившийся прожаренной кожей и обложенный черносливом и румяными кусками картофеля, яблок и тыквы.
Дверь заскрипела и распахнулась, и мы с Гаником, собрав весь свой скарб, поторопились войти внутрь.
Здесь пахло жареным луком и кошками, светила в фонаре с отражающими стеклами большая свеча, и было сравнительно тепло. Но стражник, оказавшийся одетым в аккуратный тулупчик и меховую шапку, ошибочно принятую мной за лохмы, не остановился, а повел нас дальше, к противоположной двери. Мне пришлось употребить еще одно заклинание – сохранение вещей, так как Ганик постоянно ронял что‑то из своего груза.
Дверь оказалась выходом во двор, через который к дому, еле видному сквозь круговерть все усиливающейся метели, вела полузанесенная снегом дорожка. Я с досадой скрипнул зубами и добавил силы в наложенное ранее заклинание. Откапывать здесь по весне свои вещи у меня не было никакого желания.
Глава 2
Несколько ступеней довольно высокого крыльца были почищены немного лучше, и едва мы на них взобрались, перед нами распахнулась половинка внушительной двери. Ганик, теряя мешки, ринулся туда первым, и мне пришлось собрать все свое хладнокровие и терпение, чтобы не достать его воздушной плетью и не вернуть назад, дабы наконец научился вести себя как подобает слуге маглора, а не деревенскому пастуху.
Прихватив оброненные вещи на магический крючок, я втиснулся в прихожую, и дверь за мной немедленно захлопнулась и защелкнулась на засов. Заинтересованный таким ловким заклинанием, я повернул голову и обнаружил сухощавую мадам неопределенного возраста, изучающую меня в упор.
– Я маглор Иридос, – с достоинством сухо сообщил я ей и приосанился.
Знаю я этих дам, судят обо всех по первому взгляду. И что именно сейчас она видит перед собой, тоже отлично знаю – сам каждое утро вижу в зеркале, причесываясь. Стройного молодого человека чуть выше среднего роста, не старше двадцати лет (хотя прошлым летом мне исполнилось двадцать пять), со свежим кареглазым лицом и редкими веснушками на скулах. Ну, про каштановые, чуть отливающие медью волосы можно умолчать, их сейчас не видно из‑под наброшенного капюшона, как и про отсутствие любимых людскими мужчинами усов и бороды. Не растут на лицах магов такие неопрятные заросли, и ни один из нас об этом не жалеет.
– Я мадам Радолия, домоправительница, – наконец соизволила произнести она так же сухо, – идите за мной. Вам приготовлены комнаты в башне.
– Там комната для слуг, столовая и лестница в ваши комнаты, – так же сухо произнесла мадам Радолия, указывая на эту дверь. – Располагайтесь. Ужин в восемь вечера.