— Я помню, что говорил, Брук, и я готов, но мне нужно время, сейчас целое гнездо гремучих змей пытается раскопать твою историю, и я смогу обезопасить тебя, забрав с собой обратно в город, где у меня есть средства и ресурсы, удерживать их, мать твою, как можно дальше от тебя.
— Это не навсегда, Калеб, ты понимать? Я поеду на некоторое время только из-за соображений безопасности. Я не буду постоянно жить с тобой в Бостоне. Хотела бы я ради тебя, потому что твой дом и работа там. Но я знаю, что не смогу. Мне трудно объяснить, но мне н-н-необходимо жить здесь, на острове. — Я вздрогнула и выдохнула, мне казалось, что не хватает воздуха.
— Я понимаю, детка,— спокойно ответил он.
— Понимаешь?
— Да. Я понимаю, что тебе необходимо, потому что люблю тебя и хочу дать тебе все, в чем ты нуждаешься. Мы можем жить на острове, если в городе тебе не нравится. Мне собственно без разницы, я могу прилетать и улетать за несколько минут на чоппере, но… и это одна огромная задница, я не могу решить это в одночасье. Для этого нужно время, чтобы у нас здесь было подходящее место, охраняемое и особенно с ограниченным доступом идиотов, которые захотят приблизиться к тебе.
Я кивнула ему в грудь, вдыхая запах его одеколона, который помогал мне прийти в себя от перегрузки эмоций.
— Спасибо. Прости, что столько доставляю тебе проблем. Я хотела бы чтобы все было по-другому, но мои желания не меняют того, как сильно я люблю тебя. — Его слова заставили меня полюбить его еще больше, если честно. Он не пытался заставить пойти на его требования, просто принять изменившуюся ситуацию в нашей жизни, связанную с нашей безопасностью и моей потребностью. «Я понимаю, что тебе необходимо, потому что люблю тебя и хочу дать тебе все, в чем ты нуждаешься». Моей маме отец никогда такого не говорил.
Он вздохнул, и я почувствовала, как будто это был его вздох облегчения. Я уже научилась считывать его язык тела.
— Ты даже не представляешь, насколько мне необходимо было услышать эти слова от тебя, детка. — Да. Я была права. — И я не хочу, чтобы ты стала другой… ни за что. Будь такой, какая ты есть и ни о чем не сожалей.
— Несмотря на всю эту передрягу, факт остается фактом — ты замечательный человек. Я до конца так и не понимаю, почему ты до сих пор от меня не сбежал. Ты остался со мной, признался в любви, пообещал жить здесь в моем коттедже и у меня такое чувство, словно это сон наяву. Это не может быть реальностью.
— Это как раз реально, Брук. Все реально.
После нескольких минут молчания он спросил:
— Готова?
— Готова, — соврала я.
Пока я везла нас на вертолетную площадку, размышляла над нашей ситуацией. Я понимала, что пройти ее мне будет не легко, особенно постоянно видеть себя в новостях и в сплетнях журналов, и я поклялась себе их не читать. Но сама мысль, что кто-то будет писать о моей личной жизни, скручивала мне живот. Вопрос с папарацци будет довольно трудным для меня, чтобы я смогла его пережить. Мне хотелось выдержать и выйти с достоинством, мне не хотелось, чтобы Калеб слишком об этом переживал, но я не могла отрицать, что в моем сердце поселилось беспокойство.
Я сама не знала, достаточно ли я окрепла и набралась сил, чтобы выйти из этого дерьма невредимой… думаю мне предстоит это выяснить.
Чем ближе мы подходили к площадке недалеко от дома Лукаса, тем больше я понимала на какие уступки пошел Калеб ради меня, чтобы проводить выходные со мной на острове. Он делал все возможное, чтобы удовлетворить мои желания, за исключением, когда вопрос встал о пароме. Он сказал, что паром Блэкстоун-Айленд не будет сокращать его рабочий день, и он не захотел, чтобы я тоже на нем плавала. Он сказал, что тратить час впустую неприемлемо для него, когда его вертолет может совершить посадку через пятнадцать минут. Я не жаловалась. Я скучала по парому, но мне нравилось добираться на материк за считанные минуты, а не за час или больше в зависимости от условий на море.
Пилот Калеба был огромный бывший военный по имени Спенс. Он был немногословен, но Спенс был надежен, как гора. Он всегда поджидал нас у вертолетной площадки, так же, как и сейчас. Двигатели уже работали, я припарковалась и закрыла дверь Вуди. Калеб помог мне преодолеть дикий ветер от пропеллера и усадил меня в кресло.
Он пристегнул меня, я наблюдала, как он внимательно застегивал вокруг меня ремень безопасности, проверив замок несколько раз. Своего рода метафора, именно это он пытался сделать и в жизни, обезопасить. Я полностью доверилась ему.
Он быстро чмокнул меня, прежде чем пристегнуться самому. Казалось, что у Калеба не было никаких сомнений на этот счет, и мне нравилось, что он был так уверен по жизни. Его уверенность очень важна была для нас обеих сейчас, потому что у меня самой столько уверенности не было.