— Приобретение. Теперь слишком поздно, Стелла. Ты моя, — бархат исчез. Люций был сделан из камня.
— Так ли это? Помнится, как Вайнмонт говорил мне то же самое. Это и тогда не было правдой.
Его взгляд впился в меня.
— Я бы никогда не отпустил тебя, не так. Син не знал, чем обладает. Я знаю. Я хорош в трех вещах, Стелла. Трех. Первая — управление семейным бизнесом. Вторая — оценка активов. В то время, как Син недооценил тебя, я вижу твою истинную ценность.
Люций позволил словам повиснуть во влажном воздухе. Призрак человека, который забрал мое сердце и оставил черный, искривленный сосуд на его месте, преследовал нас даже при свете дня.
Не поддавайся. Люций просто манипулировал мной, как и его брат. Я вздрогнула, когда он приблизился, его мятное дыхание смешалось с моим.
Три вещи?
— Что третье?
Он улыбался, злоба виднелась в каждой его морщинке.
— Об этом ты скоро узнаешь.
От его слов по мне прошлась дрожь.
Он отпустил мою руку, и я поднялась на ноги, чувствуя себя обнаженной в купальнике, когда он был полностью одет в джинсы и белую рубашку на пуговицах. Несмотря на это, он окинул мое тело взглядом, как я и ожидала от него.
— Шеф? — до нас донесся голос с верхней террасы.
Хавьер, человек, который привез нас с аэродрома, и который, я узнала, был главным на Кубе, когда Люция не было, появился над перилами. Я подозревала, что у него есть связи с диктатором — это было единственным объяснением того, как Вайнмонты поддерживали свои позиции на Кубе. Вдвоем с Люцием они проводили большую часть своих дней где-то не на плантации, покидая дом рано и возвращаясь после заката. Я радовалась, что Люций занимался сахарным бизнесом. Мне не хотелось ни с чем иметь дело — ни с Приобретением, ни с Люцием, ни с Вайнмонтом, ни с моим отцом. Впервые в моей жизни я погрузилась в неопределенность, но мне было все равно. Я просто хотела остаться одна.
— Иду. — Люций провел рукой по волосам, раздражаясь так же, как это делал его брат, когда был расстроен.
В моем животе затрепетало от знакомого движения. Я опустила очки на глаза, словно какой-то щит от натиска воспоминаний. Я не хотела ничего чувствовать.
— Послушай, Стелла, просто дай мне шанс, хорошо? Я пытаюсь провести тебя через все это. Не хочу угрожать тебе или держать под замком. Я сделаю это, — он ухмыльнулся. — Не сомневайся ни на секунду. Но это не должно быть таким черно-белым. Я просто хочу…
— Что? — Я перебросила свои влажные волосы через плечо и опустила руки на бедра. Мое сердце забилось, смесь гнева и негодования неслась по моим венам. — Чего ты хочешь от меня?
— Шеф! — снова позвал Хавьер.
Люций выдал поток чего-то на испанском, прежде чем вернуться ко мне, и понизил голос.
— Всего. — Его знакомый волчий оскал появился на лице, медленно поедая меня.
Я знала это.
— Ты ничего не получишь.
— Посмотрим, Стелла. — Он повернулся на каблуках и поднялся по извилистой лестнице на террасу, его широкая спина напряглась под рубашкой. Бросив на меня последний взгляд, он скрылся в доме с Хавьером.
Я опустилась на шезлонг, сердце громыхало в груди, ударяло в ушах, в висках. Первое испытание Приобретения закончилось, но мы все еще вели игру. Я оставалась пешкой, фигурой, которую можно было принести в жертву, чтобы Вайнмонт мог управлять развратной кабалой богатых семей юга.
Я снова взглянула на бассейн, и вода все так же отражала идеальное голубое небо. Кончиками пальцев левой руки я пробежалась вдоль шрама на правом запястье, и рубцы напомнили мне, почему я никогда не могла опуститься на дно и остаться там. Я выживу. Выберусь из этого кошмара, и никогда больше не буду слабой дурой.
Взяв полотенце, я обернула его вокруг тела и поднялась по лестнице на верхнюю террасу. Заглянула в задние окна и, убедившись, что Люций скрылся из виду, поспешила через холл, свернув направо.
Моя комната была в конце коридора. Со своим собственным частным балконом и огромной ванной комнатой, роскошь, которую она несла в себе, была далеко за пределами самых смелых мечтаний живущих в окрестностях людей. Вайнмонты превратили сахарный тростник в золото, и сохранили полученное богатство для себя. Казалось, что у них есть особый талант вершить несправедливость, независимо от того, куда они шли и что делали.
Я потащилась в свою ванную, включила душ и сняла верх купальника, прежде чем вылезти из трусиков.
Мозолистая рука накрыла мой рот, и широкий ржавый клинок коснулся моей шеи. Меня дернули назад, и рука обхватила мои ребра, выжав из меня воздух. Мой крик не достиг ничего, кроме ладони, которая теперь прижалась к моим губам.