В следующей группе, к которой мы приблизились, находилась мать Дилана, Маргарет. Она молчала и лишь слушала Люция, а другие дамы смеялись. Ее губы были сжаты в тонкую линию, а взгляд не покидал меня. Мне хотелось поговорить с ней, спросить, знает ли она что-нибудь, что могло мне помочь. И, признаюсь, хотелось спросить об отце. Но ее лицо было непроницаемо, жестоко.
Следующая группа была моложе; Люций легко вписался, хотя я все время поглядывала на Маргарет, когда она перешептывалась с дамами вокруг нее. Время от времени они поглядывали на меня. Я, очевидно, стала предметом их приглушенного разговора, и это не выглядело хорошо, учитывая выражение отвращения на их лицах.
Вечер затянулся допоздна, и хоть я знала, что не смогу уснуть, все равно была готова побыть в одиночестве. По крайней мере, столько, сколько это возможно. У меня больше не было сил выносить взгляды и разговоры о себе. Если я не могла оцепенеть, то предпочла бы сражаться со своими страхами вместо публики.
— Мы закончили? — спросила я после того, как мы отошли от особенно неприятной пары пожилых мужчин, которые разглядывали меня и говорили только о Суде.
— Возможно. Пойдем, провожу тебя назад.
— Я сама смогу найти дорогу. Это просто вниз по коридору.
— Знаю, что сможешь. — Его светлые глаза были проницательными, ликер не сделал ничего, чтобы их замутнить. — Всего лишь хочу убедиться, что ты туда дойдешь.
— Хорошо.
Люций вел меня, прижимая руку к нижней части моей спины, пока мы пробирались между мебелью и людьми. В коридоре повеяло прохладой, воздух наполнял гул разговоров.
— Ты хорошо справилась. За исключением миссис Тибодо. Я никогда не услышу окончания этой мелкой стычки на тему искусства.
— Как ты додумался до такой лжи о продаже моей картины в Нью-Йорке?
Мы повернули за угол к комнате Приобретений.
— Это не ложь. Твоя «Северная звезда» ушла на прошлой неделе за пятьдесят тысяч долларов.
— Не может быть.
— Может.
Я остановилась и посмотрела ему в глаза.
— Как?
— Спросишь Сина. Я не знаю деталей.
Мы продолжили путь.
— Вайнмонт продавал мои картины? Зачем?
— Как я и сказал, спроси его. Я не вкладываю в искусство. Просто понимаю, какая работа хороша, когда вижу ее.
— Ты сказал ему, что моя картина чего-то стоит?
Люций пожал плечами.
— Может быть. Это твоя комната?
Мы подошли к двойным дверям.
— Да.
Люций вошел внутрь.
— Какая из кроватей твоя?
— Мы на самом деле не выбирали, хотя думаю, что Брианна заняла ту, что слева.
— Значит, твоя рядом с Гэвином? — Он шагнул между кроватями и оттолкнул одну к дальней стене. — Так-то лучше.
— Какая инфантильность. — Я скрестила руки на груди.
— Возможно. Но я не хочу, чтобы он прикасался к тебе.
— Хорошо, но, когда ты сегодня поселишься в своих апартаментах, а мы останемся бояться здесь, сомневаюсь, что ты сможешь сделать хоть что-нибудь, чтобы предотвратить наши прикосновения.
Он шагнул ко мне.
— Если парень к тебе прикоснется, у нас будет проблема, Стелла. Большая. Мы поняли друг друга?
— Конечно. Он не тронет меня. Не волнуйся. — В сказанные слова я вложила настолько ничтожное количество убеждения, насколько это возможно. Не знаю, почему я пыталась задеть Люция, но я это делала. Возможно, чтобы отплатить ему за тираду с Диланом.
Он дернул меня к своей груди, и я ахнула от такого резкого движения.
— Ты когда-нибудь заткнешься? — Люций поцеловал меня.
Но я оттолкнула его.
— Пытаешься обмануть и сорвать куш первым? Разве это не разозлит твоих садистских приятелей, которых ты пытаешься впечатлить? — ухмыльнулась я. Он часами выставлял меня напоказ, повторяя разговоры, будто готовился занять какую-то должность.
— Иди сюда. — Люций сжал руки по бокам.
— Нет.
— Иди. Сюда. Я не буду повторять, Стелла.
— Пошел ты. — Я залезла на кровать, затем перешагнула ее, спустившись на другую сторону и повернулась к нему лицом.
— Ты хочешь сделать это прямо сейчас? — Он усмехнулся и потянул свитер с футболкой через голову. Его кожа была гладкой, со светло-каштановыми волосами в центре груди и такой же дорожкой, исчезающей в его брюках. Татуировка латинской буквы «V» закручивалась на его сердце, взятая в ловушку толстыми колючками. Он был худее, чем старший Вайнмонт, но таким же быстрым. И он был решительно настроен, учитывая блеск в его глазах.
— Я хочу, чтобы ты ушел прямо сейчас. — С моей стороны это была игра с огнем. Во всей ситуации было что-то очень неправильное. Но мне нужно какое-нибудь другое чувство, помимо страха или ужаса.