— Я помню о ваших грандиозных планах русской эмиграции, — задумчиво произнёс Беляев, уже кое о чём начиная догадываться.
— Это к концу года на аргентинский берег планируется высадить сто тысяч, а потом будут ещё сотни тысяч и, надеюсь, даже миллионы эмигрантов, — наклонив корпус и облокотившись о столешницу, приблизился к лицу генерала великий пастырь. — Цены на рынке взлетят до небес, а казаки–завхозы, Андрюха и Семён, будут продавать эмигрантам муку по прошлогодним, низким ценам. Три года смогут благодетельствовать, ибо крестьяне обяжутся оплачивать денежный кредит исключительно своей товарной продукцией, по зафиксированным в контракте ценам. Аргентинские песо назад казацкая казна принимать не будет. Пусть хоть домашний скот под нож пускают, хоть фермы продают, и зерно у соседей покупают.
— Ох, и добрый вы, батюшка Алексей, — криво усмехнувшись, покачал головой Беляев.
— Для своей братии заботливый пастырь, для врагов — безжалостный душегуб, — откинувшись на спинку стула и размашисто осенив себя крестным знамением, покаялся самозваный инок. — Однако, Иван Тимофеевич, вы хотели обсудить не наше коммерческое предложение аргентинцам, а перенос места дислокации колонии в другую страну. Я готов внимательно выслушать ваши доводы.
— Я так понимаю, господин анархист, что казакам нужна малонаселённая страна с выходом к океану. Очень желательно со слабым правительством и крошечной армией. А ещё с обширными степными угодьями для сельского хозяйства и наличием полезных ископаемых в горах, особенно железа.
— Да всего побольше, — широко развёл руки жадный до богатой землицы казак.
— Что ещё сокрыто в недрах затерянной страны, то геологам пока не ведомо, — загадочно улыбнулся мудрый искуситель. — Но золотишко в предгорьях Анд, думаю, найдётся, если поискать хорошенько.
— И как же это такое золотое Эльдорадо осталось бесхозным? — недоверчиво прищурил глаз Алексей. — Притом со слабым правителем и маленькой армией.
Беляев грустно вздохнул и склонился над расстеленной на столе картой, всматриваясь в очертания, видимой пока только ему одному, загадочной страны.
— В середине девятнадцатого века всё было у могучей державы: бескрайние земли, сильная армия, развитая промышленность — даже первая на континенте железная дорога была.
— И как же правителю столь великолепной державы удалось профукать великое наследство? — сразу догадался о главной беде государства казацкий атаман. — Видать, деятель оказался мелковат?
— Скорее, через–чур велик для малонаселённой страны, — как–то откровенно оценивающе глянул на Алексея мудрый генерал. — Возомнил себя новым Наполеоном и затеял войну сразу с тремя многолюдными государствами: Бразилией, Аргентиной и Уругваем.
— Самонадеянный идиот, — выискивая побеждённую державу на карте, осудил задаваку Алексей и обрадовался находке, ткнув пальцем в изображение страны в глубине континента. — Парагвай?
— Он самый, — кивнул Беляев, не сводя глаз с казацкого атамана. — В Парагвае до сих пор чтят погибшего в бою президента Франсиско Солано Лопеса как национального героя.
— И каковы результаты его героической деятельности? — небрежно фыркнул молодой атаман. Пристальный взгляд генерала шустрому казаку не нравился. Неужели сравнивает великого русского комбинатора с заносчивым вождём парагвайских туземцев?
— Плачевные, — грустно вздохнул историк. — Парагвайская республика потеряла половину территории, самую лучшую часть земель. В результате пятилетней кровопролитной войны погибли почти все взрослые мужчины, а последующий голод и болезни сократили оставшееся население ещё на восемьдесят процентов. Территория обезлюдела, промышленность развалилась. У соседей нет ни желания, ни возможностей возрождать былое величие покорённой страны.
— Не знаю, каковы были прежние границы республики, но теперь Парагвай похож на брошенный старый ботинок, перевёрнутый подошвой к верху, — своеобразно оценил очертания страны на географической карте Алексей.
— Этот ботинок размером в четыреста тысяч квадратных километров, — усмехнулся сравнению Беляев.
— Но где же необходимый казакам выход к океану? Страна расположена в глубине континента, — внимательно изучая карту, возмутился атаман. — С севера нависает Боливия, правый фланг подпирает Бразилия, с запада и юга окружают земли Аргентины. Нижерасположенный Уругвай больше подходит для нашей колонии. Его границу хотя бы омывают воды Атлантики.
— Вы же, владыка, не хотите загнать казаков во влажные тропические леса? — издевательски усмехнулся картограф, защищая свой проект. — Река Парагвай, которая делит страну напополам, как бы отделяя стопу ботинка от каблука и голени, впадает в очень полноводную Парану. Морские суда без проблем поднимаются до порта Асунсьона, столицы Парагвая, а речные легко курсируют до Консепсьона. Асунсьон расположен у границы с Аргентиной, Консепсьон в середине страны.
— Асунсьон в месте начала шнуровки ботинка, — пояснив по–своему, пальцем указал найденный на карте пограничный город Алексей.
— В девятнадцатом веке это был центр страны, — объяснил странное расположение столицы географ. — Аргентина и Бразилия отторгли большие куски территории, оставив Парагваю никчёмные земли. И если левобережную часть страны занимают ещё более–менее сносные земли, с тропическим лесом у границы с Бразилией, то правобережную — огромная жаркая равнина со степным ландшафтом у границ с Боливией и низкорослой кустарниковой растительностью ближе к реке Парагвай, а в её верховье, на севере, сплошные болота.
— Интуиция мне подсказывает, что именно эти неугодья вы и предлагаете казакам отнять у Парагвая? — не испытал особого восторга от гиблой идеи атаман.
— Даром отдадут, — отмахнулся ладонью Беляев и продолжил искушать: — Северо–западная половина страны лишь на карте обозначена как Парагвай, а вот соседняя Боливия считает Гран Чако своими землями.
— Гран Чако?
— Так американские индейцы называют обширную равнину к западу от реки Парагвай и к востоку от горной цепи Анд, — наклонившись, показал на карте пальцем географ. — Сухой Чако, Альто Чако, — степь с низкорослой растительностью; Нижний Чако, Бахо Чако, пронизан многочисленными мелкими притоками реки Парагвай и густо зарос кустарниками и квебрахо — очень ценными деревьями.
— И чем же интересны эти квебрахо? — впервые услышал об американском эндемике Алексей.
— Пожалуй, это главный экспортный товар Парагвая. Квебрахо на индейском языке: «ломать топор». Древесина тёмно–красного цвета, очень твёрдая, тяжелее воды, богатый источник танинов — дубильных веществ, используемых в медицине и промышленности.
— И много в Гран Чако столь ценного товара? — загорелись алчные огоньки в глазах атамана.
— Бесчисленные рощи, — усмехнулся довольный искуситель, поняв, что задел нужную струну в душе хозяйственного казака. — По–настоящему, к промышленной добыче ещё и не приступали. Дорог в дикой местности нет — сплошные заросли кустарников; самотёком по мелководным речушкам тяжёлые стволы не сплавишь — тонут; топором много железного дерева за сутки не добудешь. Да особо и добытчиков–то, почитай что, нет. Крестьяне в гиблые места не суются — полно хищников и ядовитых гадов, а бесстрашных индейцев в Гран Чако даже одного десятка тысяч не наберётся. К тому же, племена гуарани, в основном, занимаются охотой и красное дерево квебрахо используют лишь для обмена на промышленные товары и зерно.
— Индейцы — это хорошо, — потёр ладони Алексей, настроение у вождя поднялось. — И степи, говорите, обширные есть.
— Плодородные участки земли вдоль бесчисленных речушек тоже, — расхваливал бросовый товар купец–географ.
— Тогда почему же земли ничейные? — заподозрил подвох хитрый атаман.
— Гуарани там испокон века живут, — пожав плечами, развёл руками Беляев.
— А жадные испанцы чего же индейцев не согнали?
— Колонизаторов в прошлый век на весь Парагвай не хватило, — заливисто рассмеялся генерал. — Обжились чуток в благодатных местах, а затем их потомки войнушку разорительную учинили — совсем обезлюдел край.