— Все просто: Кайло Рен — это мой псевдоним.
— Псевдоним для чего? Ты, наверно, писатель?
Бен неопределенно кивнул:
— В каком-то роде и писатель.
— Такое разве бывает: «в каком-то роде писатель»? — уголки ее губ дрогнули в улыбке.
— Бывает. С той разницей, правда, что я пишу не книги, а слова к песням.
— Ты хочешь сказать, что ты музыкант?
— Был им три-четыре года назад, — глухо произнес он.
— Так ты еще и интриган? Знаешь, музыканты разные бывают. Вполне возможно, что ты играл на арфе или тромбоне.
— Все было не настолько плохо, поверь на слово. Гитара. Акустика, бас, электро — любая, которая располагает шестью прекрасными струнами.
— А если на ней всего четыре?
— Ты про укулеле? Я ее даже не рассматриваю, любой подросток вполне с ней справится.
— Ладно, непревзойденный гитарист, почему ты завязал с музыкой и стал писать песни? — не унималась Рей, пытливо вглядываясь в его лицо. Она никогда не подозревала, что ей будет интересно узнавать по крупинкам о жизни Бена Соло.
— Отсутствие карьерного роста. Думаю, играть шесть лет по пабам и клубам — любому рано или поздно может наскучить.
— И ты так легко сдался, бросив свою мечту? Серьезно? Не ты ли мне, помнится, говорил, что можно стать хозяином своей судьбы, если только пожелать?
— Как видишь, это не ограничивается одним только желанием. Ты хочешь нести свою музыку кому-то, делиться тайным смыслом, заложенным в тексты песен, но когда это никому не сдалось, зачем расшибаться об стену?
— Хорошо, я тебя поняла, — по-дружески коснувшись его плеча, ответила она. — Вот тебе наглядный пример: мой друг, Финн, гораздо успешнее меня в фотографии. У него клиентов — море. У меня — жалкая студия, куда время от времени поступают заказы. И дай бог, чтобы не фотографии для документов. От них уже воротит. Если бы я сразу сдалась, то не была бы собой, понимаешь?
— Твой оптимизм мне понятен. Тебе сколько сейчас, двадцать-двадцать один?
— Двадцать два, и, по-моему, кто-то невнимательно меня слушал. Я это говорила.
— Мне — тридцать. В моем возрасте начинают задумываться о семье, о браке, детях, а не о том, как ещё шесть лет выступать в пабах в надежде хоть раз нарваться на продюсера. И мне бы хорошо уже подумать об этом, дабы не провести остатки своих дней в одиночестве.
— Послушать, так складывается впечатление, что тебе не тридцать, а сорок. Тогда и впрямь можно начать задумываться о внуках.
— В сорок о внуках?! Ты продолжаешь меня удивлять, Кеноби. — Впервые за долгое время Бен искренне улыбнулся.
— Как и ты меня, Кайло Рен.
Рей отстранено подумала о том, как резко все изменилось, перевернулось с ног на голову за считаные часы. Впервые в жизни она ощущала такую легкость и непринужденность в общении с Беном. Она без утайки делилась с ним своими мыслями, переживаниями о наболевшем, а он с готовностью слушал и находил всегда поразительно подходящие слова. Разве такое бывает? Возможно и бывает, но точно в сценариях романтических комедий, где у героинь к середине фильма появляется заинтересованность в мужчине, затем они переживают тяжелый разрыв с ними, чтобы по классике жанра под конец третьего акта сойтись с возлюбленным в страстном поцелуе наперекор судьбе. А дальше рыдания сотни девушек в кинотеатрах по всему миру и недоумение на лицах их вторых половинок, которых загнали на просмотр под предлогом дня Святого Валентина. Рей мечтательно улыбнулась. Да, такое случается, но точно не в реальной жизни. Здесь свои правила, и она справедливо опасалась, что и без того неидеальное свидание может пойти наперекосяк.
— Тебе необязательно так меня называть. — Мягкий, глубокий голос вырвал ее из раздумий. — Можно обойтись и просто Беном. Я не возражаю.
— То есть у меня есть персональное разрешение от тебя? Ого, неужели я настолько особенная?
— Если честно, для меня — да, — тихо ответил Бен.
Сердце Рей пропустило удар, а губы расплылись в нежной улыбке, обращенной лишь только к одному человеку. Этот взгляд темных глаз с поволокой, задумчивость на лице и невероятная теплота в голосе — лишали на время самообладания, рушили в ее душе стены, которыми она, как могла, оборонялась от чувства, что для нее было сродни преступлению и находилось всегда под запретом.
Вот уж ирония судьбы: боявшаяся мужчин, как огня, не смогла устоять перед шармом одного нахала из прошлого.
— Извини, я могу позвонить с твоего телефона? — разрушила идиллию момента Рей, нащупав в сумке холодный и выключенный телефон, который к этому времени должен был разрываться от сообщений и звонков друзей.
— Не это ожидаешь услышать от девушки, которой минуту назад сделал комплимент. Но так и быть, если настаиваешь… Возьми.
— Спасибо, Кай… Просто Бен, я помню! — Рей улыбнулась и отошла немного в сторону.
На противоположной линии шли длинные гудки, пока трубку не взяла сонная Роуз.
— Айова?
— Ах, вот и она, объявилась наша бунтарка. Ты хоть представляешь, сколько мы тебе звонили? Финн предложил начать обзванивать больницы и морги, пока я его не вразумила, что свидание, скорее всего, удалось и даже очень, раз ты три часа не выходишь на связь и практически в полночь звонишь мне с телефона этого самого Кайло.
— О, Боже мой, прости! Мой телефон окончательно умер. В одном ты права: свидание задалось, но не сразу. Сначала он вел себя хуже разгневанного Хакса.
— Хуже самого Сатаны? Да как ты три часа продержалась, не наручниками ли он приковал тебя к батарее?
— Не уверена, что в ресторане есть батареи.
— Господи, ну к столу или к чему там еще, а может и к себе самому? Чем не вариант, а?
— Роуз! — Рей покосилась на Бена, но он задумчиво переминался на месте, смотря куда-то под ноги, и, кажется, не прислушивался к разговору.
— Эй, расслабься! Что, поприкалываться над тобой теперь нельзя? И слушай, как вообще он смог разрушить все твои баррикады и в том числе эту жуткую проницательность?
— Он и не пытался. Как-то всё само собой вышло. Я не знаю… судьба?
— Затуманил бедняжке разум, всё ясно.
— Эй, я все ещё слышу тебя. Лучше скажи, что мне делать?
— Ты не хочешь, чтобы свидание закруглялось, верно? — По голосу было слышно, что на том конце трубки Роуз широко улыбалась.
— И да и нет, не знаю. Хочу еще немного с ним поговорить.
— Зови его к себе на чай или кофе. Много предлогов есть, чтобы затащить кого-то в…
— Так я и говорю, что мне этого не надо! — зашипела Рей в трубку, закатывая глаза.
— Зови его к себе на чай. Чай лечит душевные раны и не только. Поэтому чай и только он. Хотя… подожди секунду. У нас есть вино! Ай да Финн, не зря я отправила его за второй вчера! Обнули всё, что я сказала раньше — планы меняются. Вам нужно вино и только оно!
— То есть вместо чая ты предлагаешь его напоить? — скептически спросила Рей.
— Не напоить, слушай внимательно! За вином разговоры куда быстрее идут. Чай же вы можете и до утра пить, а эффекта — ноль.
— Но ты только что…
— Много чего я могу болтать, верно? А теперь, будь добра, дай возможность продолжить тот сон про Финна. На самом интересном нас оборвала, а ещё подругой называется! Штаны так уже с него и срывались…
— Господи, а можно без подробностей? Моя детская психика этого не вынесет.
— Тогда без лишних слов: желаю удачи с сама знаешь кем, горжусь тобой и верю в силу вина.
— Подожди! А что, если мы… — Звонок завершился. — Отлично, как всегда.
Рей быстро вышла из журнала вызовов и чуть замешкалась, увидев фотографию на главном меню, выступавшую в качестве фона: Хан, Лея сидели в беседке сада и маленькая веснушчатая девчонка рядом, с закрученными короткими каштановыми волосами на зеленые бигуди. Это была она. В леопардовом платье-пижаме, подол которого всегда волочился за ней по полу — настолько оно было ей велико.
Заметив краем глаза приближающегося к ней Бена, она в ту же секунду погасила начальный экран и протянула телефон его владельцу, спросив только:
— Ты слышал все или часть?