«Милая, я знаю, что сегодня «наше воскресенье», но дело в том, что меня неожиданно вызвали в Портсмут на заседание клуба. Я постараюсь вернуться пораньше, но если не буду успевать, то останусь ночевать прямо в городе; думаю «Дэйзи» будет свободной. Так что, если что, сможешь найти меня там. Целую и обнимаю тебя сто и еще один раз, милая. И, да, вот что, Мадаленна, если придет мистер Гилберт, скажи ему, пожалуйста, что я в городе. Хорошо?»
Мадаленна была взрослой и серьезной девушкой, но она три раза обернулась вокруг себя и проскакала на одной ноге по всей сторожке. С мистером Смитоном все было хорошо. С ее дорогим и милым мистером Смитоном все было хорошо! Мадаленна раскраснелась и не заметила, как заулыбалась; плохое предчувствие оказалось обычными разыгравшимися нервами, и она с облегчением опустилась в кресло. Ничего, даже если мистер Смитон не успеет вернуться вовремя, она обязательно встретит его в городе. Сначала приберет здесь, а потом сразу же направится в Портсмут, и может быть даже подговорит маму выйти в город, и тогда они вместе выпьют чая во «Фредерике» или в «Солнечной Долине». Мечты оказались такими радужными, что Мадаленна рассмеялась, и недавние переживания показались ей такими глупыми.
— Чего ты боялась, глупая! — воскликнула она своему отражению в зеркале и расправила складки на платье; когда она нервничала, всегда начинала теребить воротник, и в конце концов он выглядел так, словно его пожевала корова.
— Филип! — мужской голос раздался так рядом и так внезапно, что Мадаленна отскочила от зеркала и ринулась в кухню.
Странная застенчивость сковывала ее, стоило любому мужчине заговорить с ней, даже Джон поначалу не избежал подобной участи. Она деревенела и не могла сказать и слова, только смотрела в одну точку и сурово сжимала губы; и только с отцом и мистером Смитоном она была свободной и веселой. Может быть это было так потому, что Бабука сватала ее каждому знакомому в Портсмуте, а может от того, что такой характер ей передала Аньеза — она сама была скромной и даже пугливой; Эдвард рассказывал, что ухаживал за ней несколько лет, прежде чем она улыбнулась ему и позволила взять за руку.
— Филип! — мужчина снова воскликнул, и Мадаленна услышала, как он постучал в дверь. Голос определенно был ей знаком, и, озираясь, Мадаленна подошла к окну.
Это был мистер Гилберт; все в том же костюме, в том же пиджаке — он стоял к ней спиной, и в руках у него была большая связка книг. Названий было не видно, но на каждой обложке были нарисованы цветы, как в большом медицинском справочнике — тонкие, красочные, раскрашенные по манере девятнадцатого века, и не желай Мадаленна сейчас оказаться где угодно, но только не здесь, она бы обязательно попросила одолжить одну из книг.
Она не была зла на своего недавнего собеседника, разговор с Аньезой успокоил ее, но непонятное ощущение не то раздражения, не то духа противоречия все еще жило в ней. Мадаленна с удовольствием бы сделала вид, что в доме никого нет, но мистер Смитон черным по белому попросил сообщить мистеру Гилберту о своем путешествии в город, и ей не оставалось ничего другого, как только тихо откашляться и скороговоркой произнести.
— Мистер Смитон просил передать, что он уехал в город, и неизвестно, успеет ли он вернуться.
Она хотела нырнуть обратно в комнату, но мистер Гилберт обернулся быстрее, чем она предполагала, и она осталась в согбенном положении. Сегодня он уже не улыбался, однако, к своему неудовольствию, лицо его не стало более хищным, напротив, оно как будто бы смягчилось. Он посмотрел на нее, и Мадаленна вдруг заметила, что маргаритки около двери совсем поникли — про них замечательный садовник всегда забывал, может быть от того, что они всегда напоминали ему о его жене.
— Мисс Стоунбрук, верно? — он наклонил голову, и Мадаленна кивнула в ответ. — А мистер Смитон не сказал, где его можно найти в Портсмуте?
— Он собирался остановиться в гостинице «Дэйзи».
— Милое название.
Мадаленна вышла на порог, стараясь не запачкать платье поношенным передником — ей вовсе не хотелось заново оплачивать услуги портнихи и выслушивать упреки Бабушки. Едва она взялась за лейку и лопату, как ощутила блаженное спокойствие, она даже почти не замечала мистера Гилберта, и только вымуштрованные хорошие манеры напомнили ей, что гостя необходимо пригласить в дом.
— Может быть вы подождете мистера Смитона в доме? — она так усердно копала землю, что все руки до локтей стали черными.
— Боюсь, у меня не так много времени. Он не сказал, когда именно приедет?
— Нет.
— А куда именно он уехал?
— На собрание в клуб.
Мистер Гилберт вдруг осел на землю и устало прикрыл глаза; Мадаленна нахмурилась, она вовсе не собиралась оказывать первую помощь какому-то знакомому мистера Смитона, и вся ситуация становилась гротескной.
— Полагаю, вам стоит пройти в дом.
— Благодарю.
Мистер Гилберт прошел в открытую дверь, а Мадаленна, подперев маргаритки, направилась к рукомойнику. Может быть эти цветы и были свидетелями печали и скорби, но это вовсе не означало, что про них можно забыть и дать им медленно погибнуть на открытом солнце; не их вина, что цветение одних пришло на время увядания других. Мадаленна считала, что цветы понимают абсолютно все и слышат каждое человеческое слово. Однажды она поделилась своими мыслями с Дафной, и та в шутку назвала ее сумасшедшей; больше Мадаленна об этом не говорила.
Она надеялась не застать мистера Гилберта в гостиной, однако когда она зашла, он все так же стоял посередине комнаты и смотрел в окно; там все так же блестела река, и дым из пекарни через поле поднимался над кромками деревьев. Мадаленна часто засматривалась на эту пастораль и представляла себя одной из героинь тетушки Поттер и мечтала написать что-то подобное для детей, только вместо кроликов у нее бы жили барсуки.
Она прошла к столу и сложила посуду после завтрака в одну стопку, потом смахнула крошки со скатерти, и вытрясла занавески; будничные дела отвлекали ее от разных мыслей, и она снова уходила в себя, и весь мир переставал иметь для нее хоть какое-то значение. Мистер Гилберт не просил развлечь его разговором, и Мадаленна была ему за это благодарна. Он читал что-то свое, не требуя никакого внимания к себе, и постепенно Мадаленна совсем забыла о нем. Нечаянно нашелся новый выпуск «Пейзажа века», и она погрузилась в чтение о Фредрике Чёрче, временами что-то подчеркивая карандашом; тишину нарушал только тихий ход часов.
Когда кукушка прокричала, что уже десять утра, мистер Гилберт вдруг захлопнул книгу и встал со стула, быстро оправив на себе костюм. Мадаленна едва успела отвлечься от занятной биографии, и, встрепенувшись, она посмотрела на гостя. Тот заинтересованно взглянул на раскрытую страницу, где были изображены Анды, и Мадаленна молча показала обложку журнала. Мистер Гилберт немного нахмурился, и Мадаленна заметила, как он пытался не улыбнуться.
— Фредрик Чёрч. Неплохой художник, но на мой взгляд, Томас Коул куда поэтичнее.
Мадаленна чувствовала на себе взгляд, понимала, что ждут ее ответа, но вступать в очередную дискуссию ей вовсе не хотелось — только-только она успела подавить в себе раздражение -, и она пожала плечами. Мистер Гилберт улыбнулся на этот раз куда более открыто и положил на стол книги. Мадаленна старалась не смотреть на стопку новых изданий только что из типографии, но соблазн был слишком велик, и она искоса подглядела названия. «Ботанический сад доктора Винстона» — о, эту книгу она видела в «Сазерленде», в Лондоне, но стоила она пятнадцать фунтов, и Мадаленна решила, что это слишком дорогая покупка для обычного понедельника. Лучше отложить до Дня Рождения.
— Боюсь, я не смогу дождаться мистера Смитона, поэтому оставлю эти книги здесь. Хотя, — мистер Гилберт вдруг осмотрелся и пододвинул книги к ней. — Может быть вы возьмете их с собой?
— Это книги для мистера Смитона, я не могу их взять.