Щеки Мадаленны пылали, когда она вышла в пустынный холл, и она пожалела, что столкнула со стола одну вазу — надо было бить весь сервиз. Бабушка выводила ее из себя, заставляла думать об ужасных вещах, делала ее такой ядовитой, а когда замечала выражение ярости на лице своей внучки, вздыхала с каким-то облегчением. Когда Мадаленна была маленькой, мама часто говорила, что Бабушка говорила об их схожести и внешной, и внутренней, но если раньше Мадаленна надеялась, что это когда-нибудь их примирит, то сейчас она в ужасе бросилась к зеркалу, ожидая увидеть в отражении отвратительную усмешку.
Говорили, что дочери всегда наследуют характеры отцов, а те, в свою очередь, характер матерей, и если папа не стал копией Хильды, значит, пришла очередь Мадаленны. Она испуганно отпрянула от тяжелого зеркала, на секунду ей почудилось знакомый взгляд серых глаз; теперь она знала, что постоянно преследовало ее в кошмарах. Нет, Мадаленна отерла мокрый лоб, она не станет такой, как Хильда, она не может быть такой — злой, гадкой, уничтожающей все на своем пути; она выберется отсюда, сбежит куда-нибудь, откажется от свадьбы с милым Джоном, но она не станет такой же ведьмой во плоти.
Входная дверь хлопнула, и легкий аромат шиповника повис в гулком холле. Из гостиной вышел Фарбер и вытащил письмо из-под вазы с камелиями, Старая миссис будет очень сердита, если узнает, что ее внучка снова сбежала к мистеру Смитону, а ему вовсе не хотелось, чтобы мисс Мадаленна снова бледнела и напоминала вышитую скатерть, а потому дворецкий аккуратно сложил письмо и спрятал в нагрудный карман. Он его отдаст самой Мадаленне.
***
Портсмут Мадаленна любила; любила его ленивую неторопливость и при этом удивительную, кипучую жизнь. Город дышал, город жил своими собственными мыслями, и Мадаленна могла слышать его мысли. Август был золотой жилой для Портсмута, и когда она вышла из автобуса, она сразу попала в бурлящую толпу. Разные языки, смешки и восклики мешались друг с другом, и на минуту она шагнула обратно к остановке. Мадаленна уже думала о том, чтобы сначала навестить мистера Смитона, однако ей совсем не хотелось печалить своими историями из дома, и Мадаленна решилась сначала поехать в магазины. Туристы сновали из стороны в сторону, и она отошла под узкий козырек, ожидая, когда сигнал светофора наконец погаснет, и толпа слегка поутихнет — от этого гвалта у нее начала закладывать в ушах, и появилось неприятное чувство, словно она сейчас задохнется. Мадаленна глубоко вдохнула и закрыла глаза, а когда открыла, то на улице осталось всего несколько человек. Удивительный город; люди здесь могли появиться из ниоткуда и исчезнуть в никуда. Мадаленна вдруг улыбнулась, и приятное ощущение спокойствия и счастья поселилось у нее внутри; что-то ей говорило — сегодня все будет хорошо, и, поверив своему внутреннему голосу, она слегка подпрыгнула на месте и решительным шагом перешла на другую сторону улицы.
Ходить по магазинам Мадаленна любила. Ей нравилась красивая одежда, тонкие ткани, от которых всегда пахло немного гвоздикой; ей нравилось прикладывать к себе перед зеркалом платья и представлять, как она сидит, например, в черном бархатном в Лондонской опере. Обязательно должен звучать Григ, а свечи колыхаться от легкого дыхания. В темно-розовом в пол она представляла себя героиней романа Диккенса — вон она объясняется с поклонником, который любит ее с детства и хладнокровно отказывает ему; пасмурный вечер тихо клонится к концу, и газовые фонари напускают туман. А вот в темно-зеленом… Для темно-зеленого Мадаленна пока ничего придумать не могла. Мама говорила, что этот цвет шел к ее рыжим волосам, и что в нем она становилась еще более красивой, а от того Мадаленне хотелось придумать что-нибудь этакое, такой воздушный замок, от которого у нее даже бы закружилась голова. Но то ли воображение у нее было уже не такое богатое, то ли обычные дни не способствовали изощренным мечтам, но пока что эта мечта оставалась нетронутой.
Мадаленна сама не заметила, как подошла к магазину готовых платьев миссис Бэсфорд, и она неторопливо позвонила в колокольчик. С этой милой женщиной Аньеза была в лучших отношениях, именно она шила ей «шапочку Джульетты» на свадьбу, а потому и Мадаленна была здесь самым частым и желанным гостем. Она немного отошла в сторону, и за дверью показалась фигура миссис Бэсфорд — она сразу же улыбнулась и помахала ей рукой.
— Здравствуй, дорогая! Давно тебя не видела!
— Было много дел.
— Понимаю, — нахмурилась Джоанна и пропустила ее вперед. — Как мама?
— Спасибо, неплохо, передавала вам привет. — Мадаленна улыбнулась; в магазине миссис Бэсфорд всегда пахло лимонной вербеной, как от Аньезы. — А у вас все хорошо?
— Да, к счастью, да, — просияла Джоанна и поманила за собой вглубь магазина. — Ты ко мне просто так или нужно новое платье? Хотя даже если просто так, то я все равно не дам тебе уйти без одной новой ткани! — она рассмеялась, но смех потих в толстых мотках бархата и шелка. — Ты бы видела ее! На ощупь просто облако, говорят, итальянский шифон…
— Спасибо, миссис Бэсфорд, но не думаю, что это удобно.
— Пустяки! — отмахнулась хозяйка и вышла к Мадаленне с огромным отрезом восхитительного шифона. — Кому же еще мне дарить новые ткани, как не моим клиентам? Вот, держи, это на юбку или на жакет.
— Жакет из шифона?
— А что? Разве ты не видела Клодетт Кольбер в «Клеопатре»? Конечно, это было почти тридцать лет назад, но, поверь, мода куда более циклична, чем все думают. Да и потом, — усмехнулась Джоанна. — Разве тридцать лет это так много?
— Мало. — улыбнулась в ответ Мадаленна. — Даже слишком мало. Для Розы Бертен так точно.
— Ну вот! — ликующе воскликнула Джоанна. — Так что, бери и не думай. Так что, что нового?
— Миссис Бэсфорд, — Мадаленна осторожно отложила шифон и присела на диван. — Мне нужно новое платье.
— О, это замечательно! Какое?
— А какое нужно для скачек?
— Для скачек? — призадумалась Джоанна и оценивающе взглянула на Мадаленну, но этот взгляд был отличен от Бабушкиного — та оценивала ее недостатки, а миссис Бэсфорд — достинства. — Это зависит от того, кто тебя пригласил.
— Молодой человек.
— Вот как? — лукаво рассмеялась Джоанна. — Ну тогда, это… Встань-ка, дорогая. — она призадумалась на несколько секунд, а потом просияла. — Да, определенно, да — тебе нужна пышная юбка и закрытый лиф.
— Мне пойдет?
— Тебе все пойдет, дорогая.
— Бабушка сказала по-другому. — хмуро усмехнулась Мадаленна. — Она сказала, что у меня почти нет ключиц, и что шея у меня как у гуся.
— Нашла кого слушать. — фыркнула Джоанна и развернула ее к зеркалу. — Шея у тебя лебединая, а ключицы и не должны выпирать. И вообще, ты очень красивая, Мадаленна. — миссис Бэсфорд неожиданно ее обняла, и Мадаленна почувствовала что-то отдаленно напоминающее мамины объятия, от миссис Бэсфорд всегда пахло домом. — Когда-нибудь ты обязательно это поймешь.
— Я нравлюсь себе. — спокойно произнесла Мадаленна. — Но Бабушка… — она не договорила, как Джоанна яростно махнула рукой, и красивый подсвечник упал со стола. — Я подберу.
— Перестань, пусть так валяется, мне сейчас не до него. Кто тебя пригласил, Мадаленна? — вдруг спросила миссис Бэфсфод. — Я его знаю?
— Знаете. Это Джон Гэлбрейт.
— О, тот парень, я его видела пару раз у мистера Смитона. Вроде бы милый, но немного сноб.
— Разве? Я не замечала.
— У меня наметанный глаз. Так, значит, это он пригласил тебя? — Мадаленна кивнула, и в руках Джоанны в момент оказалось что-то глубокое синее и тяжелое. — Тогда вот это. Бархат, конечно, ткань сложная, но по твоей фигуре сядет. Примерь, и я посмотрю.
Мадаленна еще не видела платье полностью, но уже зарделась от удовольствия — платья у миссис Бэсфорд всегда были прекрасными, и она бы покупала их гораздо чаще, просто не всегда на это были свободные пятьдесят фунтов. Сама Джоанна не раз пыталась просто их подарить Мадаленне, и, зная, что у девушки слишком уязвленная гордость, прикрывала подарки всяческими уловками и поводами, однако Мадаленна каждый раз вежливо, но твердо возвращала подарок обратно.