— Эффи, в чем дело? — угрюмо начала Мадаленна, не обращая внимания на гримасу бывшей подруги.
— Здравствуйте, миссис Стоунбрук. И тебе здравствуй, Мэдди. Как поживает твоя бабушка?
— Наследство не делит и завещание не составляет. — отрезала Мадаленна и услышала сдавленный смешок мамы; та тоже ее не любила.
— У тебя все шутки, Мэдди, причем с каждым разом все более не смешные.
— Спасибо за комплимент, я польщена. Так в чем дело?
— Вот, — Эффи сунула ей в руки какую-то бумажку, весьма помятую, и с брезгливым выражением достала грязноватое вечное перо. — Распишись, что получила список предметов на новый учебный год.
— Я уже расписывалась.
— Вот как? — нахмурилась Эффи по примеру Вивьен Ли; весь прошлый месяц в местном кинотеатре снова крутили «Унесенных ветром», и Мадаленна уже успела выучить все реплики. — Интересно, как это ты успела?
— Декан Ройтон прислала мне заявление по почте.
Лицо Эффи подернулось судорогой, и она сложила руки на груди. Отношения с деканом выстраивать было сложно — она не любила ни заискиваний, ни чрезмерной искренности, а от того Мадаленна целых два года билась над вопросом, как выстроить отношения, а решение нашлось само собой — когда ее отправили на конкурс чтецов от ее группы. С тех пор между ней и деканом была точно не дружба, но приятное общение, и миссис Ройтон каждый месяц высылала ей новые выпуски художественных журналов и некоторые документы.
— Впрочем, чему я удивляюсь, ты же всегда была в ее любимицах. — вздохнула Эффи и поправила пелерину на платье.
— Эффи, — послышался угрожающий голос мамы, но Мадаленна махнула рукой. Спорить с Эффи Доусен изначально было провальным решением.
— Да, считай, что мне повезло. Это все?
— Нет. — зачем-то тянула время Эффи. — Нет, есть еще одна новость.
— Ради всего святого, Эффи! — вспылила Мадаленна. — Говори быстрее, у меня есть еще дела!
— Пожалуйста! — в свою очередь воскликнула бывшая подруга и сунула Мадаленне в руку какую-то картонку, которую Мадаленна тут же смяла. — К нам приходит новый профессор по искусствоведению, и зря ты смяла карточку, это была его визитка!
— Ничего, в сентябре узнаю и имя, и фамилию. На этом все?
— Нет, — испытывала терпение Эффи. — Вот еще список тем, на которые нужно написать эссе.
Мадаленна мельком взглянула на лист, и, зацепившись взглядом за фразу: «В чем смысл искусства?», притянула листок поближе к себе, не обращая внимания на недовольный вздох Эффи. Помимо такой странной темы, остальные эссе были еще более загадочными — «Как вы понимаете предназначение автора?», «Что для вас важнее — статика или динамика?», «Важен ли посыл в искусстве?», «Так ли важна Мона Лиза для мирового искусства?». Темы были слишком дискуссионными даже для их гуманитарного факультета и предполагали долгие беседы о смысле и важности, и Мадаленна с раздражением дернула головой — снова беседы и снова о личном, причем с новым и незнакомым для нее человеком. Все это становилось слишком странным, и хотелось подбросить листы в воздух и больше не слышать ничего и никогда о личном и непредвзятом мнении.
— На какую тему будешь писать? — вытянула шею Эффи, стараясь заглянуть в лист.
— Еще не знаю.
— Советую определиться побыстрее, до начала семестра не так много времени осталось.
— Считай, что я даю тебе фору.
Эффи недовольно фыркнула и спрятала остальные листы обратно в сумку.
— Это тебе миссис Ройтон дала?
— Нет, — загадочно проговорила Эффи, и Мадаленне захотелось треснуть ее чем-то увесистым, но она снова глубоко вздохнула и промолчала. — Это мне дал мистер Диллуэй, он снова будет у нас вести латынь, а ему как раз дал новый профессор.
— И у нового профессора нет имени? — усмехнулась Мадаленна.
— Не собираюсь я больше тебе ничего рассказывать, — ревностно заявила Эффи. — Ты же сама сказала, что все узнаешь в сентябре. Будет забавно посмотреть на то, как ты попадешь в неловкую ситуацию, когда не сможешь вспомнить ни его имени, ни фамилии. — Эффи громко рассмеялась, и Аньеза на нее строго шикнула.
— Не бойся, не попаду. На этом точно все?
— Да.
— Тогда до свидания, Эффи. И нет, — предвосхитила ее вопрос Мадаленна. — К Бабушке заходить не надо. Фарбер тебя проводит.
Она позвонила в дверь черного хода, и оттуда выплыла фигура дворецкого, который будто бы только и ждал, когда его позовут.
— Да, мисс Мадаленна.
— Фарбер, будьте любезны, проводите мисс Доусен обратно до машины.
— Разумеется, мисс. Прошу за мной.
И только тогда, когда фигура бывшей подруги исчезла за поворотом, и раздался рев «Форда», Мадаленна выдохнула. Она не любила встречаться с Эффи, с недавнего времени она навевала на нее тоску и гнев одновременно, к тому же сегодня университет привычно не манил, и все, что было связано с искусством, было перечеркнуто красным крестом и большими буквами: «Свадьба», Мадаленна никогда бы не могла подумать, что свадебные торты и кольца смогут навевать на нее такое уныние.
— Не хочешь посмотреть, что за новый профессор? — поинтересовалась Аньеза, но ее дочь резко мотнула головой.
— Только не сейчас.
— Ну хотя бы имя его узнай!
— Мама, пожалуйста! — воскликнула Мадаленна. — Сегодня я не хочу думать об учебе, сегодня я хочу обо всем забыть. Не бойся, визитку я сохраню, а потом все узнаю. — она положила карточку в сумку и демонстративно защелкнула замок.
Аньеза только укоризненно покачала головой и улыбнулась. Временами Мадаленна ее слишком сильно удивляла.
— Хорошо, тогда садись в машину, если не хочешь совсем опоздать.
***
На удивление Аньеза справилась с машиной так хорошо, что Хильда даже не услышала мягкого хода колес, и они выехали за ворота еще тогда, когда туман не успел окончательно спать с травы. Необычно это было, сидеть вместе с Аньезой на переднем сиденье и мчаться так быстро, что голубой шарф, развеваясь, чуть не задевал ветки деревьев. Для человека, который не водил больше десяти лет Аньеза держалась за рулем очень уверенно, даже слишком — она не боялась поворотов, не сбавляла скорости, и, несмотря на то, что дорога была пустынной, Мадаленну не оставляло чувство беспокойства, и недавняя Эффи была позабыта.
Что-то мучило ее маму, и она отчаянно старалась это спрятать в себе и не говорила даже своей дочери, а ведь последняя могла ее выслушать и поддержать. В глазах Аньезы все так же горел это странный огонь, который то становился ярче, то затухал, но не исчезал, и Мадаленна впервые почувствовала страх, что ее мама может когда-нибудь сойти с ума. В ее роду все были здоровы, но никому из родственников Аньезы не приходилось жить со свекровью, которая портила нервы и изводила каждый день — от такого мог сойти с ума и вполне здоровый человек; Мадаленна и сама иногда чувствовала, как нечто черное заволакивало ее сознание, и пробудиться от этой пелены ей помогал только мистер Смитон.
Когда мама в очередной раз круто завернула, Мадаленна не выдержала и попросила остановить машину. Аньеза глубоко вдохнула и выдохнула и только после этого повернулась к дочери. Она была спокойна, и как бы Мадаленна не старалась заглянуть ей в глаза, ничего не выходило — там была только плотная завеса любви и заботы. Мама оказалась куда хитрее, чем можно было предполагать.
— Мама, ты не могла бы вести машину немного медленнее, меня укачивает.
— Конечно.
Мама улыбнулась и заново вставила ключ, машина зафыркала, и на этот раз они поехали куда медленнее, чем сначала. Теперь мысли Мадаленны были только о том, как бы начать разговор и попросить маму рассказать, о чем она думала. Это должно было оказаться намного труднее, ибо с таким же успехом Мадаленна могла бы задать вопрос и себе — как она могла бы рассказать о своих сокровенных мыслях, и ответ был — никак. В чем-то они с мамой различались, но в скрытничестве — едины. Но ты же смогла рассказать о том, что тебя волнует незнакомому человеку, прозвучал в голове ехидный голос, и Мадаленна рассержено толкнула ручку двери. Мысль была неприятная, раздражающая, и ей совсем не хотелось сейчас об этом думать, а потому она отвернулась от Аньезы, чтобы та не заметила ее выражение лица и принялась считать, сколько елок она встретит на своем пути.