— Мама, для тебя я всегда буду твоей дочкой.
Но сейчас Мадаленна была взрослой; по паспорту она была взрослой уже как три года, а взрослые решаются на серьезные поступки; взрослые переступаю через свои страхи и принимают слабости своих близких, как бы те не казались им концом всего, что привязывало к сладкой беспомощности под названием «детство». Мадаленна обняла Аньезу, пригладила ее рассыпавшуюся прическу и достала из кармана носовой платок — у взрослого человека всегда в кармане должен был лежать носовой платок для другого.
— Прости, дорогая, я просто немного разнервничалась. — всхлипнула Аньеза и виновато улыбнулась.
— Это просто скачки, мама, и это просто Джон. Тут не из-за чего переживать.
— Да, да, конечно. — Аньеза быстро отерла лицо платком и быстро развернула Мадаленну лицом к свету. — Ну-ка, дай посмотреть, все ли хорошо…
И пока мама счищала последние пылинки с мягкого бархата, Мадаленна вдруг почувствовала, как что-то знакомо неприятно затянуло внутри. Такое бывало и раньше — в груди вдруг что-то медленно обрывалось, и неоткуда взявшаяся тоска накрывала ее с головой, и единственное, чего ей хотелось — остаться в своей комнате, накрыться одеялом и смотреть целый день в потолок. В такие минуты Мадаленна брала в руки учебник и начинала зубрить очередной параграф про Византийской наследие или брала в руки тряпку и принималась протирать пыль, но сегодня такие роскошества ей были недоступны, и она только мысленно одернула себя и приказала думать о чем-нибудь хорошем. «Лодки у замка» Гойена; медленно покачивающиеся баркасы у старинного замка возникли перед ее глазами так явно, что Мадаленна даже почувствовала дуновение ветра.
— Ты будешь завтракать? — Аньеза быстро встряхнула шляпу из синей соломки и приложила ее над головой Мадаленны.
— Нет, не хочу.
— Лучше стоит поесть, а то наешься на скачках и не сможешь сидеть.
— Я вообще не хочу есть, — отмахнулась Мадаленна. — Приеду домой и сразу пообедаю и поужинаю.
Мама неодобрительно покачала головой, и в следующую минуту на пороге комнаты появилась Полли с подносом в руках. Мадаленна представить не могла, как горничная смогла прийти ровно в тот момент, когда они обсуждали завтрак, но заговорщические взгляды Аньезы и Полли объяснили многое. Все та же овсянка, чай и тост с сыром, но чайном блюдце поблескивала небольшая шоколадная конфета, и она, не обращая внимания на укоризненный взгляд мамы, начала завтрак со сладкого. Шоколад Мадаленна обожала. Когда она родилась, война была в самом разгаре, а когда немного подросла, то все прекратилось, но она явно помнила, как в темноте бомбоубежища ее единственным спасением от страха смерти была маленькая конфета в яркой обертке, которая так шуршала и блестела, словно маленький бриллиант. Маленькая Мадаленна рассасывала конфету долго, пока та не становилась похожа на маленькую клецку, а потом аккуратно разглаживала бумажку и вклеивала ее в свой дневник. Теперь, когда войне было сроку двадцать лет, Мадаленна ела шоколад каждый день и ела несколькимм упаковками, а потом обертку прятала в большую шкатулку, о существовании которой не знал никто, даже Аньеза.
— Теперь черед овсянки, — наставительно произнесла Аньеза и поставила большую тарелку прямо перед дочерью. — Ешь аккуратно, она еще горячая.
— А ты?
— Я потом, — но уловка не сработала, и Мадаленна протянула маме еще одну ложку; в конце концов, каши Полли хватило бы на целую семью.
Когда Мадаленна выпила последний глоток чая, на подъездной алее раздался громкий гудок клаксона, и в пышной зелени деревьев она увидела небольшой серый «Форд» — Джон приехал ровно вовремя, и по ее подсчетам она нисколько не опоздала. Молодец, Мадаленна, погладила она себя мысленно по голове, к новому учебному году готова. Она быстро оправила съехавший пояс, быстро нацепила шляпу и уже хотела поцеловать маму, когда та попридержала ее за руку.
— Милая, еще одно. — Аньеза казалась очень серьёзной, и Мадаленна заметила, что ее глаза стали слишком большими на бледном лице. — Постарайся просто хорошо провести время, ладно? Не думай ни о чем, ни о каких планах, ни о тортах и кольцах. Просто постарайся получить удовольствие, хорошо?
Мадаленна вдруг просияла и, быстро кивнув, ринулась к двери. А потом вдруг резко остановилась, снова подбежала к маме и поцеловала в щеку. Аньеза не собиралась идти ее провожать — на это почетное действие вызвалась Хильда — и когда ее дочка вышла из дома, она махнула ей из окна и что-то прошептала из итальянской молитвы. Хильда выглядела хмурой, однако тщательно маскировала свое недовольство под милой улыбкой, но когда Мадаленна вышла из дома, неясная гримаса все же пробежала по ее лицу, и даже восхищенный взгляд Джона не смог разогнать тучи, сгустившиеся над головой хозяйки Стоунбрукмэнора. Она явно не была довольна выбором наряда, но сказать ничего не могла — ее внучка сделала ход конем и выиграла эту партию, а потому ей только оставалось потрепать ее по щеке и пожелать счастливого пути.
— Ты прекрасно выглядишь, — восторженно прошептал Джон, и на какой-то момент Мадаленна едва не почувствовала себя смущенной, но потом она вспомнила, что перед ней был Джон — ее дорогой товарищ, и вся сконфуженность прошла.
— Ты тоже неплохо. — она улыбнулась ему в ответ и повернула зеркало немного влево — так дорога была видна лучше. — Мы не опаздываем?
— О, — встрепенулся Джон и наконец взглянул на аллею. — Нет, мы как раз успеваем.
Джон снова ей улыбнулся и нажал на педаль газа; машина резко сорвалась с места, и сухие листья зашуршали по гравию. Мадаленна слегка откинулась на спинку кресла и посмотрела на ветки деревьев, мелькающие над ее головой — день обещал быть отличным.
Комментарий к Глава 6
буду рада вашим комментариям).
========== Глава 7 ==========
Скачки проходили в большом открытом манеже около утеса Скарстайн — Мадаленна бывала здесь и раньше, иногда они с мамой ходили сюда загорать, и это место для нее было одним из самых любимых в окрестностях Портсмута. Но если раньше гладкая равнина не использовалась никак и никем, и из обитателей здесь были только редкие лисицы и ежи, то сегодня это место преобразилось, да так, что она не сразу его узнала. Огромный белый шатер раскинулся на земле, и искусственный песок примял зеленую траву; сотни лошадей ржали и били копытами оземь, отчего над всеми всадниками клубились облака пыли, однако светская публика была далека от самих скачек и обитала где-то наверху, где белые скамейки сливались в один ряд и поднимались далеко в небо, образовывая бесконечный амфитеатр. Джон приехал ровно без пятнадцати одиннадцать, и Мадаленна, никогда не бывавшая на светских мероприятих, за исключением бабушкиных приемов, сразу поняла, что они появились слишком рано для скачек и слишком поздно для того, чтобы завести нужное знакомство. Многие разбились по группам и беседовали о чем-то своем, отовсюду раздавался женский смех, мелькали атласные шляпы и бархатные котелки — здесь время остановилось, и Мадаленна словно попала в кино лет на тридцать назад; не хватало только появления элегантного Уильяма Пауэлла и прекрасной Мирны Лой.
Ее окружали знакомые лица — половину она видела на бабушкиных приемах, и, к своему удивлению, не могла вспомнить ни одного имени; все мужчины были на одно лицо — степенные, с налетом аристократического лоска, а женщины были похожи друг на друга в роскошных платьях от «Диор» и черных мундштуках. Джон медленно подвел машину ровно в середину толп и галантно помог Мадаленне выйти. Ее синее платье было слишком скромным и закрытым по сравнению с остальными, однако в нем она чувствовала куда уверенней, чем в наряде с открытыми плечами. Джон почти сразу куда-то исчез, оставив ее в гуще духов и газовых шарфов, и она ему кивнула на прощание — среди толпы ей страшно не было. Ее почти никто не узнавал, и она этому радовалась — так она могла спокойно рассматривать всех и каждого и незаметно описывать причудливые образы в своем кожаном блокноте. Однако когда мужчина с громкоговорителем, объявляющий фамилии новоприбывших, вдруг натолкнулся на нее, спокойному положению Мадаленны пришел конец, и ее фамилия прогремела на весь стадион.