Если бы Ника промолчала, если бы, процокав каблуками, села в машину и отправилась обратно в свой распрекрасный мирок, где маникюр и массаж важнее дружбы, я бы смогла переварить случившееся и только потом делать какие-то выводы. Правильные, неправильные – все равно. Но ей не терпелось оправдаться, хотя она вряд ли в полной мере понимала, что действительно в чем-то виновата:
- Не будь меня, ты бы никогда не рискнула! Саша!
Опомнилась я, только когда на ее красивом, ухоженном лице вспухло красное, напоминающее очертания руки. Как будто чужой, не отзовись моя собственная ладонь тем же жжением, какое заставило Нику испуганно ахнуть и отшатнуться.
- Никогда больше ко мне не подходи, слышишь? Никогда.
- А ты все-таки умеешь за себя постоять, с виду и не скажешь, – с чувством сказал Стас, увозя меня по путающимся, словно нити, дорогам. Я не повернулась к нему, даже когда он слегка коснулся моего локтя, пытаясь привлечь внимание: к себе, своим словам, тому, что было похоже на поддержку, а на самом деле – праздному любопытству. – Но это хорошо, потому что я бы не смог ударить девушку, пусть она и заслужила.
Я подобралась, чтобы разорвать прикосновение, но Стас все равно не унимался:
- Спорю, у тебя есть брат, которому частенько от тебя доставалось.
- Неправда!.. Брат есть… но я не дралась.
- Хочешь разговорить отличницу, – заявил он со знающим видом, – уличи ее в том, чего она не делала. Да, Саша?
Меня до неприятия поразила его насмешка. Как будто все, что нас окружало в этом кошмарном путешествии, было не более чем игрой, о которой можно весело пошутить или сказать потом: классно провели время, давай как-нибудь повторим. Но это не было игрой! И его стремление непременно потрогать меня, чтобы выковырять из раковины, выглядело уже не просто назойливым, а неприличным.
- Не притворяйся, будто не слышал, что сказала Ника.
- А что она такого сказала? – Стас был абсолютно непробиваемым. – Мы пока живем в свободной стране – ты вправе поступать, как тебе хочется, если это не противоречит закону. Ты нарушила какой-то закон?
Да уж. Он бы еще ляпнул: твое тело – твое дело. Меньше слов, зато смысл тот же. Только почему-то в этой нашей свободной стране девушек за легкомыслие награждают вполне определенным прозвищем. Захотелось уколоть, да посильнее.
- С тобой такое бывало?
- Да. – Ну конечно, даже не моргнул.
- И скажешь, что хотя бы раз это не повлияло на твое дальнейшее отношение к девушке?
То, что это не повлияло на отношение к нему, можно было не сомневаться. К Стасу девушки вроде Ники наверняка липли целыми стаями, не стесняясь оставить телефончик. А какой-нибудь мимо проходящий наблюдатель просто поднимал палец вверх. Свободная страна…
- Я не могу такого сказать, – признался Стас. – Но это не значит, что я позволил бы себе хоть как-то оскорбить девушку.
- В тебе столько благородства, – фыркнула я. – И часто ты перезваниваешь потом? Или ставишь галочку напротив имени – отработано, чтобы похвастаться перед друзьями?
При мысли, что такая галочка теперь стоит в чьем-то списке напротив и моего имени, я едва удержалась от желания высунуть голову в окно. Хорошо бы вместе с остальной к ней прилагающейся порченой тушкой.
- Тебе не кажется, что ты пересмотрела зарубежных фильмов? Если так, ты должна знать и о том, что парням свойственно преувеличивать.
- Что? О чем ты?
Он не ответил. Вместо этого свернул с дороги и притормозил. Я не называла адреса, поэтому думала, что все это время мы ехали наобум, однако теперь стало ясно – Стас привез нас в Южный. Впереди высились ворота, за которыми угадывалась первая весенняя зелень.
Я нахмурилась:
- Два часа до защиты, а мы пойдем гулять по парку?
- Конечно, – сказал он, прикусывая губу, словно опасался рассмеяться мне в лицо. – Ты в курсе, что это единственное место, где времени не существует?
- Серьезно? Я бы поменьше верила детским сказкам.
- А ты оставь телефон в машине – и увидишь. – Похоже, ему нечасто требовалось согласие, чтобы заставлять других поступать, как ему хочется…
Стас вышел, кутаясь в куртку, и обошел машину, намереваясь открыть дверь. Когда его ладонь уже зависла передо мной решительным предложением, вдруг налетел ветер. Сбоку, будто сидел в засаде, выжидая подходящего момента, чтобы напасть. Пробежался по волосам, хулигански взлохматив слишком длинную челку, прикрыл на мгновение глаза, оставляя дрожать в воздухе только линию рта, чуть опущенную к уголкам. Внезапно я не смогла отвести от нее взгляд, словно она совпала с другой линией – такой же плавной и четкой, похожей на странный знак, который я рисовала в конспектах, когда слушала скучную лекцию. Однажды все это уже было – пронеслось в мозгу: холод, и ветер, и крепкая ладонь, требующая немедленного ответа. В прошлой жизни? Год назад? Вчера?
Я никогда по собственной воле, да и против тоже, не касалась пальцев Стаса. Тогда чья это была рука? И чья улыбка?
- На стоянке магия не работает, так что поспеши, – протянул он, откидывая челку назад, и на мою потревоженную память снова опустился туман, скрывающий расходящееся кругами не мое воспоминание.
Почему бы и нет? – подумала я и позволила нашим рукам стать одним целым: я совершила уже столько ошибок, что пара-тройка других не слишком бросится в глаза.
8.
Он никуда не спешил, как будто на самом деле верил в сказки. Провел меня по дорожке, так и не позволив вытащить пальцы из стального пожатия. Я плелась следом, наблюдая небо над его плечом – лоскутное, ветвистое и уже слегка распушившееся бело-розовым, пахучим, сладким. Не рановато ли для магнолий? Эта мысль тоже казалась мне уже звучавшей поверх других в моей голове. Странно, потому что в Южном я не была не просто этой весной, но и предыдущей, и перед ней – тоже. В последний раз мы приезжали сюда лет десять назад, когда отец еще не сросся с родным районом, пустив корни до самого центра земли. Вечно занятая, мама отмахивалась, а когда я стала старше, универ съел всю мою свободу. Но отчасти Стас был прав: оглядываясь по сторонам, я не могла не заметить – время здесь стояло на месте. Южный был таким же, каким я запомнила его в детстве.
Вот откуда я могла помнить магнолии.
- Держи. – Стас совершил набег на ближайший автомат с напитками и всунул мне в руки открытую банку газировки. – Надеюсь, ты не из тех, кто предпочитает обычную питьевую воду.
- Почему? – в первый раз я встречала такое странное допущение.
- Не люблю людей, которым не нравится чувствовать вкус. В мире так много всего, что можно попробовать – зачем выбирать что-то пресное?
- Боюсь разочаровать, но на восемьдесят процентов ты состоишь из воды.
- Я уверен, в ней много примесей. – Это звучало по-дурацки, но уличить его в плоском чувстве юмора показалось мне неуместным. – Когда я влюбляюсь, начинаю мешать алкоголь с апельсиновым соком. А у тебя какие привычки?