Но она недооценила свою головную боль. В оцепенении, тяжело дыша приоткрытым ртом, она просидела гораздо дольше, чем рассчитывала. Уже давно нужно было встать и уйти. Домой, в Пещеры. Но уже вечерело. Пастухи - отец и старший брат этого мальчика - уже загоняли отару под лай своих собак. И, когда увидели ее, она стала дорогим гостем.
- Сейчас ужинать будем, - радостно улыбаясь, объяснил седоусый хозяин, сейчас сядем, отдохнешь, согреешься. Вот, бурку возьми, девушка. Хорошая, теплая бурка!
Все равно нужно было уйти. Из этого уютного средневекового гостеприимства. В Пещеры. Где ее ждут и любят, холят и лелеют. И где она - пленница. Несчастная пленница нижних суперов. Они-то сами, бедные, считают, что это они - ее пленники. Все надеются, что она как-нибудь расщедрится, сделает некое небольшое - совсем-совсем маленькое! - усилие и поднырнет прямо к Главному пульту. Ну, в самом деле - это же так просто: взять и поднырнуть. Для них самих в этом никаких проблем нет, и как Магнолия ни объясняла, что не может, что просто не в состоянии нырнуть куда-то через пространство, они-то помнят один раз у нее получилось, значит, она только ленится. Нет, прямо никто ее в лени не обвинит - все улыбаются как заведенные, стоит появиться - только и слышишь: "Мага, Мага!" Уважают... У них, кажется, сложилось мнение о ней как о яростной пацифистке. Что это из-за своих пацифистских убеждений она не желает участвовать в общей борьбе против верхних суперов. Вот и ублажают всячески. Пытаются склонить на свою сторону. Бедные - не понимают, что ничем она на самом деле им не поможет... Золушка-замарашка, только нет у нее хрустального башмачка. Нету! Когда-нибудь они разоблачат ее, да будет поздно...
Ей и самой хотелось бы еще разочек попасть к той таинственной двери, просунуть руки сквозь холодный каменный панцирь, погладить одинокое живое существо - такое же одинокое, как и она сама... Может, вдвоем им было бы теплее в этом непонятном мире?
Надо возвращаться в Пещеры. Роскошные, битком набитые всякой невероятно дорогой всячиной. И где только они всего этого наворовали? По всему свету... Не считают зазорным брать то, что нравится. "Ха! Что ж, позволения спрашивать?" Как же - они супера! Да уж - супера...
... Что он там говорит? От этой боли молено сойти с ума... Кажется, снова предлагает баранину. Только не это, меня сейчас стошнит!
Частенько она стала меня накрывать - эта головная боль. И все при возвращении, уже почти на пороге Старых Пещер. В Пещерах проходит. Надо только добежать, доплестись, доползти. Неужто придется прекратить прогулки? Это тогда будет совсем как тюрьма. Здесь, среди гор, - хоть какое-то одиночество, хоть какая-то видимость свободы... Вот Виктор бы удивился, увидев, какой она заядлой туристкой стала. Он-то всегда говорил, что ее с места не сдвинешь. Да где он, тот Виктор...
Ох, надо все-таки уходить. Но сил нет. Ведь это сначала надо встать... И еще шагать, шагать до любящих тебя суперов. До обожающих суперов. До них, родных...
Боже, какая я стала циничная. Это же свинство, что я о них так думаю. Они-то все делают искренне. Они так тактично стараются не потревожить моих убеждений, - они считают, что у меня есть убеждения, и они их уважают. Точно так же, как эти пастухи, которые уважают право бедной приблудной туристочки отказаться от их щедрого угощения.
Какие они счастливые - эти пастухи. Живут себе по своим средневековым традициям, проявляют гостеприимство. И слыхом не слыхали ни про каких суперов - ни верхних, ни нижних. И имя, магическое для всех обитателей Старых Пещер: Доктор! - для них пустой звук. Так же, как и ненавистное имя Любомудрый. Боже, как им хорошо... Боже, как мне плохо...
А где-то рядом - ну буквально в двух шагах! - струился прохладный родничок свежего воздуха.
Она приподняла голову, жадно вдохнула. И, едва не застонав, сцепила зубы это было совсем не то. Это была эфемерная свежесть. Образно говоря - это было свежее восприятие, свежее впечатление от мира. Кто-то из этих пастухов что-то чувствовал - что-то этакое... В другом состоянии это было бы интересно, а сейчас боль все никак не давала Магнолии понять - в ком из них и что за восприятие такое? Они же не супера какие-то! Прямо ну вот струится, и все тут...
Она собралась, напряженно вслушиваясь в себя, пытаясь отгадать источник струящегося светлого ручейка, - даже ладонь затрепетала и кончики пальцев занемели.
Заметив ее состояние, седоусый сделал знак старшему сыну. Тот послушно взял с лавки огромную черную бурку, обойдя стол, осторожно укрыл ее тяжестью плечи Магнолии
- Я не от холода дрожу, спасибо... - попыталась она воспротивиться, но седоусый успокоил:
- Отдохни немножко. Хочешь - полежи вот там, на топчане, согрейся. Мы тебе мешать не будем. А покушаешь, когда отдохнешь.
- Ну наконец-то! - провозгласил Алексенок, внезапно возникая рядом со столом.
Все вздрогнули, но он, не обращая на хозяев ни малейшего внимания, продолжил:
- Ну ты, Мага, даешь! Специально так запряталась, чтоб искать подольше?
Родная мордаха! Ласковая, улыбающаяся! Братик ты мой названый!
И боль отступила. Как бы даже с сожалением ослабила свои удушающие тиски. Черной дымной стеной отодвинулась подальше от рыжих полыхающих кудрей Алексенка.
Магнолия торопливо привстала, стараясь поскорее выбраться из-за громоздкой лавки, придвинутой к столу чуть не вплотную.
- Что, братик, чего случилось-то?
- Да как - совет у нас! - торжественно провозгласил Алексенок. - Большой совет. Вот так! Будем наконец решать - как с верхними быть дальше.
- А-а! Ну иду, - вздохнула она с улыбкой. Ох уж эти мне совещатели! Все б им заседать.
Она, наконец отодвинув лавку, выбралась, шагнула к Алексенку и не удержалась, поерошила, как всегда, ладонью сияние его рыжих кудрей. А он, паршивец, в ответ, как всегда, щелкнул ее по носу. Да еще и язык показал.
Магнолия взяла его мордаху и мягко развернула к пастухам, живописно-напряженной кучкой сбившихся у другого края стола.
- Познакомься, пожалуйста. Это хозяева здешнего милого приюта. Очень хорошие люди.
- А... - безразлично откликнулся Алексенок. - Ну ладно. Ты, Мага, как? Сама нырнешь или перетащить?
Ой, какой высокомерный - даже не стал смотреть на них. Отвернулся пренебрежительно, как от объектов, не заслуживающих внимания. Магнолия огорчилась. Вот что ее пугает в этих милых и ласковых нижних суперах: полное пренебрежение к обычным людям. Так что стоит им понять, что она большой ценности на самом деле не представляет, - ее тут же выбросят вон. Перестанут замечать. Как этих пастухов. Тоже мне сверхчеловеки. Полубоги неземные. Сами же обижаются на верхних, что те их в грош не ставят, - а сами! Еще о несправедливости какой-то толкуют!
- Тащи, чего уж... - грустно произнесла Магнолия и обернулась к пастухам: - Спасибо вам, извините моего братика, он такой невежливый. Нам сейчас надо уходить в... это... в другое место. Так что - до свидания, спасибо еще раз.
И, перед тем как Алексенок дернул ее за руку, ныряя вместе с ней, она увидела черные пристальные глаза мальчика-пастушонка - и за ними еще что-то, что рассмотреть уже было невозможно. Потому что все это осталось далеко позади. А они с улыбающимся Алексенком уже стояли в общем зале Старой Пещеры. Среди своих родных братиков и сестричек. И Нинель уже громко сообщала кому-то в другой конец зала:
- Нашлась она! Вот Мага, здесь! А оттуда ей откликнулся Федюшка своим солидным баритоном:
- Отлично! Значит, вернутся, кто искал, - и начнем уже.
2
- Слушай, Алексенок, это еще не скоро будет, - вздохнула Магнолия.
- А че такое? - забеспокоился рыжий братик. - Они ж тебя искать разбежались. Как сбегутся - так сразу! Че хочешь-то?
- Устала, - пожала плечами Магнолия. - Ты не принесешь стул из моей комнаты? Хоть посидеть. А то я большие советы знаю: как заседать начнем - до утра не закончим!