Warhammer 40000: Ересь Хоруса
Примархи
Грэм Макнилл
Магнус Красный: Повелитель Просперо
Мудрыми нас делают воспоминания о прошлом и сознание ответственности перед будущим[36].
Из предисловия к «Книге Магнуса»
Дайте мне достаточно длинный рычаг, точку опоры для него, и я сдвину весь мир[37].
Примарх Пертурабо, «Притчи Олимпии»
Магнус не помнил этого места.
Прежде знакомое, теперь оно изменилось. Когда-то пирамиду Фотепа пронзали лучи света, ослепительно блистая и отражаясь в начищенном стекле. Там, посмеиваясь над землей, играли солнце и звезды.
Раньше под золотыми сводами атриума звучали голоса красивых людей, жарко споривших об этике, морали и добродетели. Людей, которые восхищались тем, что их общество основано на принципах верховенства разума, здравомыслия и стремления к высшей истине.
Сейчас здание было холодным и безжизненным, его заполняли только отражения, рожденные осколками стекол, и бормочущие тени. Примарх опасался внимать им. Сестринские пирамиды братств превратились в осевшие груды обугленного адамантия — голые скелеты, разбросанные по пыльным пустошам.
На горизонте плясали молнии, резкие тени огромных каркасов дрожали вокруг Магнуса. Он помедлил, пытаясь сориентироваться. Раньше примарх не сбился бы здесь с пути, но времена изменились.
Остовы пирамид деформировались в огне пожаров, но по-настоящему их изуродовало перемещение с Просперо на эту непостоянную планету. Четкие углы и сечения неестественно исказились, словно кто-то поглумился над былым идеалом.
Окинув взглядом полную отголосков пустоту, Магнус вспомнил решающую схватку с Волчьим Королем и преисполнился скорби. Два брата, различные почти во всем, но очень схожие в своей основе… Их судьбы могли сложиться совсем иначе.
Пыль вокруг него закружилась, складываясь в неясное изображение поединка, и Циклоп отвел взгляд, не желая вновь переживать свой глубочайший позор. Сожжение родного мира оставило на сердце Магнуса неисцелимую рану, но тяжелее всего для примарха оказалась потеря пирамиды Фотепа.
Она была не только одним из чудес Галактики, но и его излюбленным прибежищем, символом всех прекрасных и благородных свершений Просперо. В ней хранились самые драгоценные сокровища Алого Короля: глиняные таблички с древнейшими текстами, свидетельства первых неуклюжих шагов человечества в науке и философии, неповторимые памятники литературы и произведения искусства.
Все это погибло, сгорело за одну ночь невообразимой резни.
Ночь, когда его отец спустил Волков Фенриса.
Они ярились и выли на луну.
Они славно попировали.
Но потерпели неудачу.
Магнусу и его Тысяче Сынов удалось бежать через ревущий хаос Великого Океана на планету безумия. Примарх никогда раньше не видел ее и даже не подозревал о ее существовании, но знал название этого мира так же хорошо, как собственное имя.
Планета Чернокнижников.
Уместное имя, ведь каждый из его выживших сынов обладал силой.
Силой, что вскоре может погубить их всех.
Циклоп начал пробираться через руины — непостижимый ангел на пепельной равнине своего раскаяния. Хотя Русс переломил его материальное тело о колено, новая плоть, сотканная из варп-вещества, оказалась не менее реальной. Но что случилось во время перехода с душой Магнуса? Кем стал сам примарх?
Он пока не понимал.
Призраком? Воплощенным воспоминанием?
Или беспримесным выражением своей истинной сути?
Внутри пирамиды все было завалено обломками. Магнус переступал через рухнувшие стеллажи, подобные гигантским деревьям, и инфокристаллы, раскрошенные фенрисийскими сабатонами. На заунывном ветру порхали опаленные страницы гримуаров[38], и примарх поймал одну из них.
Текст был ему знаком. Неудивительно — Магнус прочел все книги на Просперо.
Одна из пьес, написанных знаменитым драматургом Альбии. Вокруг примарха кружился прах грандиозных шедевров архитектуры, математики и естественных наук, но очередная утрата потрясла его. Если любые технологии можно открыть заново, то уникальные художественные произведения гибнут необратимо.
Опустившись на одно колено, Магнус погрузил руку в пыль, и через него заструилась энергия Великого Океана. Из чертогов своей памяти примарх вызвал образы трудов древнего мастера слова. Над прахом взмыли мерцающие золотые искры, похожие на светлячков; обвились вокруг Циклопа, выстроились двойной спиралью и погрузились в клочок бумаги.
Страница восстановилась, как будто процесс ее горения обратился вспять. Видя, как пятнышки света продолжают стремительно объединяться, заново создавая пергаментный том, Магнус счастливо улыбнулся. Закрыв глаз, он выдохнул — хотя это был не совсем выдох, — ощутив ту же самую радость, которую испытал таинственный создатель пьесы, когда впервые дал жизнь этим словам.
Вес книги в руке примарха больше не увеличивался, и Циклоп открыл глаз. Манускрипт был завершен, слова поблескивали на странице, как будто чернила еще не успели высохнуть.
— Ты собираешься вот так вернуть все утраченное?
— Если понадобится, — ответил Магнус.
— Ничего не выйдет.
— Откуда тебе знать?
— Я знаю то, что знаешь ты, — произнес невидимый собеседник, — а ты знаешь, что ничего не выйдет. Но все равно попытаешься.
Примарх выпрямился во весь рост и обернулся, сплетая из воспоминаний доспехи, бывшие на нем в последний день Просперо: полированные золотые латы, изогнутые рога, птеруги[40] из вываренной кожи и бронзовый венец, что охватил буйную гриву алых волос.
Перед ним стоял некто в черной рясе — судя по силуэту, легионер. Ладони он держал сцепленными у пояса, на среднем пальце его правой руки поблескивало золотое кольцо Крестоносца. Из-за резких, но привлекательных черт и длинных черных волос, зачесанных назад и туго стянутых на скошенном затылке, он чем-то походил на ястреба.
— Я целую эпоху не думал о человеке с этим лицом, — сказал Магнус, положив руку на красную кожаную обложку книги, носящей его имя.
— Обманывая меня, ты лжешь себе, — заметил воин. — Повторяю, я знаю то же, что и ты.
— Хорошо, — согласился примарх. — Скажем так: я старался не думать о нем.
Легионер обошел Магнуса по кругу, словно изучая, как старого знакомого после долгой разлуки. Нелепая мысль, но отчасти верная.
— Он помнит, как впервые увидел тебя вот так, — заметил некто. — Он был при смерти и думал, что ты — дух, явившийся увести его вовне.
— Я не забыл тот день, — отозвался примарх. — Удивительно, что не забыл и он.
Воин развел руками и широко улыбнулся.
— Возможно, я запомнил, как ты вспоминал его, или же прочел о нем в твоем огромном гримуаре. В любом случае, тогда он был не в себе, как и большинство из вас. Но ты подлатал их, верно? Так же, как подлатал нас.
— Я старался. — Магнус направился дальше в развалины пирамиды. — Я упорно пытался спасти всех моих сыновей.
— Да, знаю. — Легионер последовал за ним. — Но твое лекарство оказалось хуже болезни.
— Ты думаешь, я этого не понимаю? — огрызнулся примарх, спускаясь по спирали к широкой воронке от снаряда, усыпанной острыми, как бритва, осколками стекла. — Как еще я мог поступить?
— Позволить им умереть.
— Ни за что. Они были моими сыновьями!
— Но кто они теперь? — спросил некто, вступая в воронку. — И чем они станут? Загляни в Великий Океан, Магнус. Прочти будущее по его волнам и честно скажи мне, гордишься ли тем, что они сотворят в грядущие века.
— Нет! — гневно воскликнул примарх, забыв о сожалении и стыде.
Он споткнулся, в воронке хрустнуло стекло. На Циклопа осуждающе воззрились десять тысяч безмолвных отражений.
36
Искаженное высказывание Бернарда Шоу: «Мудрыми нас делают не воспоминания о прошлом, а сознание ответственности перед будущим». (Здесь и далее примечания переводчика.)
37
Отсылка к известному изречению Архимеда Сиракузского: «Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю».
38
Гримуар (фр. grimoire) — книга, описывающая магические процедуры и заклинания для вызова духов (демонов) или содержащая какие-либо колдовские рецепты.
40
Птеруги — полосы из отвержденной кожи, часть доспехов, неразъемно присоединенная к нижнему краю панциря древнегреческого воина.