– Предоставьте мне рабочую силу, Гаральд. Для ускорения добычи газа. Естественно, самую дешёвую.
– Я уже отдал распоряжения. Потерпите несколько недель, и вы получите рабочих.
– Конечно, было бы совсем хорошо, если бы они мне вообще ничего не стоили. Понимаете, о чём я? Ни единого сильвенгроша.
– Сделаем всё как обычно, – с холодной улыбкой отвечал Краганмор. – Можете не беспокоиться.
Тайные переговоры вдруг прервало робкое покашливание. Мужчины подняли головы и увидели мажордома, который застыл перед ними навытяжку с подносом в руках. На подносе стоял антикварный телефон с золотым диском.
– Прошу меня извинить, – проговорил он, наклоняясь к Рикарду. – Вас просят к телефону.
– Вы прекрасно знаете, что я терпеть не могу, когда меня отвлекают от первой утренней сигары! – рявкнул магнат, окутав слугу синеватым облаком дыма, как окуривают вредных насекомых.
– Это ваш сын, господин Миллион, – продолжал мажордом, ничуть не смутившись. – Похоже, что-то срочное.
– Мой сын? – переспросил Рикард.
– Да, господин. Магнус.
– У этого парня вообще есть хоть какое-то представление о том, во сколько обходится один телефонный разговор? – проворчал магнат. – Он что, хочет разорить меня своими необдуманными поступками? Хочет, чтобы его отец обанкротился и пошёл по миру?
– Он звонит из лицея. Похоже, у него неприятности, господин, и ему нужна ваша помощь.
– Моя помощь? Значит, у него, помимо всего прочего, хватает наглости о чём-то меня просить?? Это уж слишком! – Рикард обернулся к Краганмору и воскликнул, задыхаясь от возмущения: – Вы слышали, Гаральд? Ему нужна моя помощь! И плевать, что каждая минута моего времени стоит целое состояние!
– Ответьте на звонок, Рикард, – посоветовал Краганмор, резко поднимаясь. – Это, в конце концов, ваш сын. Хотя вы, безусловно, правы, когда говорите, что это ещё не даёт ему права портить вам удовольствие от сигары.
Рикард Миллион с обречённым вздохом буквально вырвал телефонный аппарат из рук у мажордома.
– Только ради вас, дорогой Гаральд, – проворчал он. – Вы уже уходите?
– Дела великого герцогства не ждут, – ответил тот. – Да и ваши, я думаю, тоже. Позже дадите знать?
– О чём?
– О том, что стряслось с вашим сыном. Надеюсь, ничего страшного.
Рикард Миллион пожал плечами, обсыпав манишку пеплом.
– Да ладно вам, – проговорил он, презрительно скривившись. – Наверное, выкинул очередную глупость, чего ещё ждать от этого остолопа. Алло? Алло?
6. Спальня наказаний
Спальня наказаний располагалась в восточном крыле лицея и полностью оправдывала своё название.
Это был большой сырой зал с низким потолком, по обе стороны которого тянулись ряды спальных отсеков, разделённые деревянными перегородками, как стойла в конюшне. Каждому воспитаннику полагались кровать, столик и железный шкаф. От центрального прохода отсеки отгораживались шторками такого странного болотного оттенка, будто в них сморкались многие поколения учеников и надсмотрщиков.
Спальня наказаний держалась особняком от остальной части интерната. Сюда, под присмотр старшего надзирателя господина Прибилитца, отправляли самых трудновоспитуемых учеников и лицеистов-рецидивистов. Прибилитц был человеком невысоким, с бледным лицом и лихорадочным взглядом, но по ночам, когда он обходил Спальню с дозором, ему достаточно было хрустнуть пальцами, чтобы спящие дети похолодели от страха под своими тоненькими одеялами.
Брецель и Кнёдль, те самые надзиратели, похожие на ротвейлеров, занимали маленькую застеклённую комнатку в центре Спальни. В их конуре никогда не выключался свет. Если они порой и засыпали, то только вполглаза: вечно были настороже и готовы при малейшем шорохе вскочить и броситься на нарушителя, чтобы растерзать в клочья.
По крайней мере, именно такое впечатление сложилось у Магнуса в первую ночь, когда он вертелся с боку на бок на узкой кровати и никак не мог уснуть.
Вокруг скрипели матрасы, темноту разрывали приступы кашля, кто-то стонал во сне, сражаясь с воображаемыми врагами.
– Вот увидите, Миллион, – приветливо объяснял господин Прибилитц несколькими часами ранее, вручая Магнусу комплект воспитанника интерната. – Мы тут умеем управляться с бунтарями.
Две простыни, одеяло, свёрнутое в рулон, и жестяная кружка для утреннего кофе. Расписавшись в журнале учёта, Магнус двинулся вслед за господином Прибилитцем по длинной винтовой лестнице, зажав полученные вещи под мышкой. Его сумку тщательно обыскали: в Спальне наказаний каждому воспитаннику полагалась сменная одежда, по две пары трусов и носков, пижама и зубная щётка. Это всё. Любые личные вещи (книга, перочинный ножик, фотография двоюродной сестры в купальном костюме или комок жёваной лакрицы) были строго-настрого запрещены.