Свинарник состоял из двух половин, но поскольку хозяева выращивали ежегодно лишь по одной свинье, то вторая половина, тоже крытая, использовалась в качестве кладовой для припасов. Весной и летом это как нельзя больше устраивало мышей, но осенью свиньи исчезали неизвестно куда и запасы пищи в хранилище тоже.
Сейчас, когда Марк вбежал по водостоку в свинарник, в наружном помещении не оставалось ничего, кроме въедливого запаха дезинфекции. Внутри же в одном стойле глазам его представился лишь пустой настил, а во втором — пустая кладовая, без малейших следов ячменной муки.
Но на крышке одного из мучных ларей Марк увидел большой картонный пакет и взбежал по стене, чтобы взглянуть на пакет поближе.
Сперва он не разобрал надпись, но потом сообразил, что пакет стоит вверх ногами, и тогда, забравшись на него, Марк, держась своим длинным хвостом, свесил голову вниз и ухитрился прочитать написанное:
За этим шли выдержки из бесконечных писем от благодарных покупателей и список разнообразных ингредиентов, а под конец фраза, напечатанная заглавными буквами красного цвета:
— Ой, нет, не может быть, — забормотал себе под нос Марк Аврелий. — Не могла она сделать такую глупость. А если всё же?.. Нет, нет, пакет запечатан. Его не могли купить давно. Наверное, его заготовили на будущий год.
Он соскользнул с пакета и обежал его кругом. И там, сзади, в нижнем углу он увидел маленькую дырочку. Видимо, кто-то прогрыз её. Марк ткнул дырочку носом, и из неё выкатилась круглая гладкая белая пилюля величиной с таблетку аспирина.
Марк выбежал из свинарника и бросился по тропинке к дому. Он до такой степени был погружён в мысли, вихрем крутящиеся у него в голове, что едва не налетел на кота, как раз выходившего из лаза в задней двери.
Оказавшись у себя дома, Марк предстал перед женой, которая лежала и кормила их гигантского ребёнка — теперь уже единственного в гнезде.
— Мадди, дорогая моя, — сказал Марк Аврелий, — в последнее время, я хочу сказать, в нашем летнем пристанище не приходилось ли тебе есть что-то из ряда вон выходящее?
— Навряд ли, Маркуша. Хотя в такую пору мы все не прочь полакомиться чем-нибудь эдаким. Да нет, ела ячменную муку, бывало, кукурузные хлопья, чуток свиных помоев. Ой нет, погоди! Там на ларе стояла картонная коробка. А в ней были большие круглые конфетки. Я сама надорвала её, примерно когда во мне зародились последние детки и этот, вот горе-то. Мне эти конфетки до того пришлись по вкусу, Маркуша! Я каждый день по штуке съедала.
— Ах, Мадди, Мадди, — вздохнул Марк Аврелий скорее с тоской, чем с гневом. — Ты разве не прочла, что на пакете написано?
— Не говори глупостей, Маркуша, — примирительно произнесла Маделин. — Сам знаешь — я грамоте не умею.
Глава вторая
ГАДКИЙ КОТ!
Если б только Маделин оставила всё как есть, ведь от добра добра не ищут. Если, конечно, считать добром то, что этот гигантский мышонок, это чудовище, в возрасте трёх недель был уже почти с мать ростом и постоянно требовал пищи.
Сперва Маделин пыталась справиться сама. Она не хотела отрывать мужа от его привычных занятий — чтения и созерцания. Однако нескончаемые поиски еды для пополнения убывающих запасов молока вконец утомили её, поэтому вскоре уже оба родителя рыскали по всем уголкам дома и сада в поисках чего-то мало-мальски съедобного, чтобы накормить прожорливого отпрыска, подобно двум маленьким птичкам, кормящим кукушонка. Если б только Маделин на этом остановилась, быть может, они бы как-нибудь и справились, быть может, существо это перестало бы расти так неуёмно, тем более что рост его как будто немного замедлился.
Но наступило утро, когда она с усталым видом (они всю ночь прочёсывали сад) сказала мужу:
— Ничего не поделаешь, Маркуша, придётся перейти на конфетки.
— Конфетки, дорогая? — пропыхтел Марк Аврелий, с трудом втаскивая в гнездо хлебную корку, упавшую с хозяйского стола. — Что за конфетки?
— А те, из пакета, — пояснила Маделин. — Про которые я тебе говорила, в нашем летнем доме. Да ты знаешь. Я их ещё ела, когда деток вынашивала. Они такие сытные, может, и он с них сыт будет.