Он ухмыльнулся, глядя на них.
— Это твёрдый сыр, — сказал он. — Приманка для мышеловки.
— Мне кажется, он хочет что-то нам сказать, — заметила Маделин. — Что он говорит, Магнус, не знаешь?
— Боюсь, я не понимаю, мамочка, — ответил Магнус. — Люди только и умеют издавать какое-то гудение. Вот если бы они умели разговаривать… По сравнению с животными их способность к общению кажется в крайней степени рудиментарной.
— Магнус-Супермыш!
— Что, мамочка?
— Ты стал говорить совсем как твой отец!
Марк Аврелий, у которого рот был набит сыром, слушал их с самодовольным видом. Нос у Роланда бешено задёргался.
— Так ли сяк ли, — Маделин снова куснула сыр, — а нам, считаю, сильно повезло. Пускай человек и не умеет говорить как следовает, зато уж голодом он нас не заморит. Поглядите на него!
Джим, пока его собственный завтрак жарился на сковороде, хлопотал, выставляя ещё один набор деликатесов.
Для вегетарианца Роланда тут были капустные листья, хлеб, яблоко. Для остальных — печенье, горсть кукурузных хлопьев, смарти, шкурки от бекона.
— У него всегда недурной стол, — заметил Магнус, беря в рот петибер. — Он хлебосольный хозяин.
Наконец пиршество закончилось. Крысиный Джим расправился с любимыми беконом, яйцами, сосисками, хлебом с мёдом и кружкой за кружкой сладкого чая с козьим молоком. Роланд улёгся, испытывая приятную сытость, разложив по сторонам уши, полузакрыв красные глаза. Животики у Маделин и Марка Аврелия надулись, как воздушные шарики. И даже Магнус наелся.
— Чтоб тебе! — проговорила Маделин. — Больше в меня не влазит.
— Больше в меня не лезет, Маделин, — проговорил Марк.
— Ничего удивительного.
Марк Аврелий с важным видом откашлялся.
— Сейчас я скажу благодарственную речь. — Он повернулся к Джиму. — Добрый человек, — начал он.
— Марк… Аврелий!
— Что, Мадди?
— Какой толк говорить это человеку.
Марк Аврелий вздохнул.
— Дорогая моя Мадди, — сказал он терпеливым тоном, — с одной стороны, сомнений в том, что он добрый человек, нет, но, с другой стороны, ему действительно не понять, что я скажу.
— Тогда чего стараться, — вразумляюще произнесла Маделин.
Тут вмешался Магнус:
— Что вам надо сделать, так это проявить к нему внимание. Люди любят, чтобы животные проявляли к ним внимание, они тогда чувствуют, что в них нуждаются. Они так неуверенны в себе. Подойдите к нему. Дайте себя погладить.
— Погладить меня?! — вскрикнули Маделин и Марк Аврелий одновременно.
— Магнус прав, — сонным голосом подтвердил Роланд. — Обращайтесь с ним приветливо, и он будет вам так благодарен, что станет совсем ручным.
Марк Аврелий нервно взглянул на толстяка, который наблюдал за ними своими мутными, как вода в утином пруду, глазами.
— Я полон тревожных предчувствий, — тихо произнёс Марк Аврелий. — Весьма тревожных. Весьма, — добавил он помолчав.
— Вот бы и мне так, — шепнула Маделин. — Хорошо тебе. А я так до смерти перепугана.
Марк Аврелий посмотрел на непонимающую его жёнушку, чьей любовью так дорожил, на большого белого кролика, чью дружбу высоко ценил, на своего гиганта сына, чьей силой и отвагой восхищался.
Он глубоко вздохнул, расправил свои узенькие плечи и похромал к Крысиному Джиму.
А позади него, дрожа от страха, но неизменно преданная, шла Маделин.
Наблюдавшие Магнус и дядя Роланд увидели, как Джим очень медленно протянул руку и слегка дотронулся до серой и коричневой спинки и потом очень нежно, едва касаясь, по очереди погладил.
— Знаете, дядя Роланд, — проговорил Магнус-Супермыш, — я не удивлюсь, если все мы отныне будем жить счастливо.
Глава семнадцатая
КОНЦОВКА
И так оно и вышло. Крысиный Джим бросил своё ремесло. Клиентам он дал при этом самые разные объяснения выхода в отставку: «Всё равно скоро на пенсию», что было правдой; «Старый фургон вот-вот развалится», что тоже было правдой. Или: «Зато можно целый день дома сидеть», и это тоже было правдой. Но никому он не открыл истинной причины: не мог же он держать у себя Мышиного Короля и его родителей в качестве домашних любимцев, да нет, больше, чем любимцев, — друзей, и одновременно убивать их братьев, сестёр и всех сородичей.