Как неловко. К несчастью, я в полной растерянности.
– Сыграй ещё раз, Сэм? – Я нагло называю учителя по имени. И использую свой привычный метод: выдаёшь один факт, и народ думает, будто ты знаешь их все. На страницах Википедии полно всякой мелочёвки. – Вот только цитата неверная. Правильно просто «Сыграй, Сэм», но людям ведь подавай побольше романтики и поменьше приказов.
Гримм вздыхает:
– Ты хоть смотрела «Касабланку»? До конца теста десять минут. На твоём месте, Аза, я бы выполнял задание. И не называй меня Сэм. Моё имя Сэмюэл. Только те, кто меня не знает, зовут меня Сэм.
Он выиграл, потому что он прав. «Касабланку» я так и не посмотрела. Знала только эту цитату. Я сдаюсь и, взяв карандаш, погружаюсь в мир старика и парусов.
Сэмюэл. Кто в наши дни даёт ребёнку такое имя? Я подумываю отпустить комментарий насчет псевдонимов – Сэмюэл Клеменс, Марк Твен и «Жизнь на Миссисипи», которую мы проходили недавно, – но так и не решаюсь. Последняя попытка вылилась в целое сражение, а прямо сейчас в моей груди есть что-то, из-за чего я сомневаюсь в своей способности вести поединок и не закашляться.
На улице начинается гроза, ветки деревьев колотятся в окна. Здание древнее и дырявое, так что жалюзи гремят как сумасшедшие.
Джейсон кладёт на мой стол записку. Мистер Гримм бдит за жужжащими телефонами, и на время урока мы лишены высоких технологий.
«Гигантский кальмар. Завтра в пять. У тебя».
Мы собирались посмотреть это видео пару ночей назад, но я так сильно раскашлялась, что пришлось ехать в больницу. Полный отстой.
В меня залазили эндоскопом, и когда я окончательно очухалась после анестезии, хирург смотрел на меня уже привычным «ух-ты-никогда-прежде-такого-не-видел» взглядом.
«Мутант», – нацарапала я тогда в блокноте, который мне всучили на случай возникновения жалоб.
Хирург уставился на меня, а потом рассмеялся:
– Нет. Ты необычная юная леди. Я раньше не встречал подобных голосовых связок. Ты могла бы стать певицей.
«Если бы могла дышать», – написала я, и у него хватило такта изобразить смущение.
Из солидарности Джейсон не стал смотреть видео с кальмаром без меня. Он даже пытался уговорить медперсонал врубить его прямо в больнице. Но медсёстры не дали. Они там непробиваемые.
Кстати, об океанах и больших рыбах. Это первая когда-либо сделанная запись гигантского кальмара в естественной среде. Только представьте этого фантастического морского монстра: каждый глаз размером с человеческую голову, а тело и щупальца метров семь в длину. Прямо как школьный автобус. И представьте, раньше никто никогда его не замечал. Чудо-то весьма объёмное, и если кальмар существует, может, и в Лох-Нессе тоже есть нечто. Может, такое встречается везде, на каждом шагу. Может… я на это надеюсь?
Ведь всякий раз, как кто-нибудь находит новое животное или что-то иное, не менее удивительное, означает, что мы пока не всё уничтожили.
До сих пор у нас были записи только очень мёртвого или очень больного гигантского кальмара, но учёные спустились в батискафе на глубину, нашли живого и сняли его.
У какого-то знакомого Джейсона есть маза в Вудс-Хол, среди массачусетских океанографов, и он влез в базу данных экспедиции. Четыре дня назад Джейсон спёр видео с сервера и с тех пор без конца об этом трындит.
Я поворачиваюсь к нему и улыбаюсь, но он по уши в книге. Я опускаю голову, собираясь вернуться к вопросам теста, но тут в окне классной комнаты, поверх террариума с игуаной, замечаю что-то в небе.
Оно мелькает всего на секунду, но кажется странно знакомым, будто я видела такое прежде – во сне или, может, на картине.
Мачта. И парус.
Даже не один – два, три. Как на парусном судне. Большие, белые, хлопающие. И из бури выплывает нос корабля.
Он…
У меня и раньше бывали галлюцинации, но подобных – никогда. Я что-то читала о миражах в небе, фата-моргана – так их называют. Кому-то однажды привиделось, что в небе над Ливерпулем целых полчаса висел Эдинбург. Но это… это корабль, от чего ему отражаться? Мы далеко от моря. В глубине материка.
Потянувшись, дёргаю за рукав мистера Гримма. Он смотрит на меня раздражённо. Я тыкаю пальцем в окно.
Он вглядывается, на мгновение замирает и продолжает пялиться. Затем снимает очки и снова устремляет взгляд в небо.
– Дерьмо, – говорит.
– Что? Вы видите его? Видите?
– Гроза, – отвечает мистер Гримм и дёргает жалюзи.
Те с лязгом опускаются на подоконник, комната вновь становится просто комнатой, и я слышу свист, протяжный и высокий. Хотя не совсем свист. Больше чем свист.