Мать Махмуда с утра усердно молилась. Она верила мулле и в молитвах проклинала грешника.
Ровно в полдень в мастерскую Махмуда ввалились два стражника.
— Собирайся на суд,— сказал один.
Мать не поняла, в чем дело, засуетилась.
— Мы придем, почтенные,— сказала старушка.— Но почему вы нас отдельно зовете? Разве мы не слышали сегодня призывов? Разве без нас нельзя начинать?
— Суд без преступника не начнется,— добавил второй.— Ты, старуха, можешь не ходить, а сына твоего мы обязаны доставить.
— Это ошибка,— сама себя успокоила мать.— Сегодня будут судить какого-то грешника, а мой сын ни в чем не виноват.
— Нет. Мы обязаны доставить на суд твоего сына-шубника, по имени Махмуд, по прозванию Пахлаван,— возразили стражники.
Махмуд в это время втачивал рукав овчинного тулупа.
— Вот что,— сказал он стражникам.— Вы мне не мешайте, а мать мою не стращайте. Второй рукав пришью и пойду, если надо. Очень хороший тулуп получается. Вы своими глупыми речами можете работу испортить... А ты, мама, не волнуйся. Ты же знаешь, что я не грешник.
Стражники возмутились, стали еще громче кричать, пытались Махмуда силой увести. Махмуд отложил шитье в сторону, взял стражников за воротники халатов: первого — правой рукой, второго — левой, затолкал их в чулан, запер дверь и посоветовал:
— Сидите смирно, не шумите. На ваши крики могут соседи сбежаться, увидят, что вы в чулане сидите, подумают, что воры. Могут отлупить. Я сейчас рукав втачаю — вместе пойдем. Я быстро.
На площади перед мечетью стояла густая толпа.
На высоком помосте, покрытом коврами и украшенном зелеными флагами, восседал главный шейх Хорезма Сеbд-Алаветдин. Он редко показывался людям, и сейчас хивинцы с любопытством рассматривали этого хилого человечка с рябым лицом, редкой, в три волосинки, бородкой и усами, растущими не как у всех, над верхней губой, а только по краям рта.
Рядом с шейхом расположились мулла Мухтар, начальник стражи и богатые купцы.
На площади уже знали, что судить будут Махмуда, и удивлялись. Умные помалкивали, а глупые высказывали всевозможные догадки.
— Говорят, он украл ишака,— убеждал торговец скотом.
— Не выдумывайте,— презрительно заметил чайханщик.— Он убил и ограбил богатого путешественника.
— Ничего вы все не знаете,— спорила торговка медными серьгами и браслетами.— Он поедает маленьких детей. Неужели вы думаете, что из-за какого-то ишака будут собирать всю Хиву и сам главный шейх покажет свое лицо?
А Махмуд в сопровождении стражников уже пробирался сквозь толпу к помосту. Он весело переговаривался с ремесленниками, и те, кто волновался за него, увидев его спокойным и беззаботным, тоже успокаивались.
— Пропустите нас, пропустите нас, пожалуйста,— просил Махмуд с улыбкой.— Пропустите. Мне кажется, без нас они никак не смогут начать.
До помоста было совсем недалеко, когда Махмуда окликнул староста скорняжного ряда, седой Насыр-ата.
— Махмуд,— сказал ему умудренный нелегкой жизнью старик,— будь осторожен. Тебя задумали погубить. Я не знаю, в чем тебя обвиняют, но сегодня все муллы бормочут про вероотступника и хулителя религии. Берегись.
Старик оказался прав. Начало суда не предвещало ничего хорошего. Мулла Мухтар зачитал длинный список преступлений, которые совершил Махмуд. Чем дальше он читал, тем больше недоумевали «самые догадливые» и тем больше хмурились многочисленные друзья Махмуда.
Не много можно было понять из речи и самого шейха, Сеид-Алаветдин говорил медленно и важно, как индюк. Смысла в его словах не было, но значительность чувствовалась. Наконец после общих слов о грехах и прегрешениях шейх перешел к допросу.
— Ты оскорбил моего брата, святого лекаря. Ты обозвал его мясником. Признаешься ли в этом?
— Нет,— ответил Махмуд,— я этого не говорил и сказать не мог. Между мясником и вашим братом, лекарем, большая разница.
— Не лги, нечестивец! — пригрозил шейх.— Нам донесли, что именно так ты обозвал моего брата.
— У вас очень глупые доносчики,— сказал Махмуд.— Я говорил именно о разнице, а не о сходстве. Ведь мясник сначала убивает жертву, а потом сдирает шкуру, а ваш брат делает наоборот. Он сначала шкуру сдерет, а потом уж уморит... Посудите сами,— обратился Махмуд к народу,— разве правильно донесли на меня?
— Неправильно! — смеясь, закричали ремесленники и земледельцы, но стражники с дубинками кинулись в толпу, и смех быстро утих.
— Ты отказался шить шубу, когда я прислал к тебе своего слугу.