– Настенька Васецкая.
– А, скажи-ка мне, Настёна, кем ты станешь?
– А-а-а-а! – Девочка махнула ладошкой, – ж-ж-жженой несчастной.
Взрослые рассмеялись. А Дед Мороз сказал:
– Ну, нет уж, нет уж. Ты, пожалуйста, будь счастливой, умненькой и здоровенькой. Хорошо?
– Хорошо.
– Обещаешь?
– Да.
– А что ты более всего любишь?
– Кошечек.
– Вот как… Ну, что ж, вот на-ка тебе… держи кошечку! – и Дед Мороз протянул ей мягкую игрушку. – С Новым годом тебя!
– Спасибо.
– На здоровье. А теперь пусть ко мне подойдёт гусар. Как тебя зовут?
– По-настоящему?
– Конечно, по-настоящему.
– Нестор Иванович Махно.
– Угу… А, петь умеет Нестор Иванович?
– Я стишок знаю. Здравствуй, Дедушка Мороз…
– Про меня? Хорошо! Давай, только погромче и с выражением.
– Шустрый, как мальчишка.
– Громче!
– Ты подарки нам принёс?
– Ещё громче!
– Пень и кочерыжка!!!
Все рассмеялись.
– М-м-м-да-а… Ловок. Очень смешно. Ладно, посмотрим, над кем сейчас народ смеяться будет. А ну-ка, ответь, кем ты будешь, когда вырастешь?
– Поваром.
– Что? Поваром? Ой! Держите меня! Повар должен быть во-о-о-о! И в-в-о-о-о! – Дед Мороз показал надутые щёки и выпятил живот. – А ты маленький, как прюнзик, и худой, как чепыжка.
– Прюнзик, – засмеялись дети. – Чепыжка.
– Ну ладно, ладно, – утешил его Дед Мороз. – Не унывай. Давай поступим так. Вот сейчас я вытащу что-то из мешка, то и будет предметом твоих занятий. Согласен?
– Да.
Дед Мороз запустил руку в мешок и вытащил сабельку.
– О! Сабелька! Значит, будешь атаманом. Пляши, атаман Махно, а я подыграю.
1909 год. В зале Александровского уездного суда под охраной жандармов на скамье подсудимых сидела группа молодых людей. В помещении было полно народу. Одни смотрели на парней злобно и злорадно, другие же с тревожным ожиданием решения суда. Наконец, в судейской стороне зала отворилась служебная дверь, вошёл юный секретарь суда и звонко объявил:
– Встать! Суд идёт!
В зал вошли трое заседателей. Они расположились, стоя за столом под портретом Николая II. Председательствующий открыл папку:
– Оглашается приговор! – произнёс он и, переведя дух, продолжил, – именем его Императорского Величества! За преступные антигосударственные планы, разбойное, бандитское нападение на полицейский участок, незаконное владение оружием и убийство урядника банда анархистов приговаривается к смертной казни через повешение!
В зале воцарилось оживление.
– Боже, царя храни! Слава Богу! Бог шельму метит! – восклицали одни, неистово крестились и аплодировали.
– Это неправедный суд! Урядник – сволочь и подох через месяц! Тираны! Сатрапы! Вам отольются чужие слёзы! – старались перекричать другие.
Матери рыдали и падали в обморок. Среди общего шума одна девчонка лет пятнадцати стояла, словно вкопанная, молча, устремив свой взор в сторону осуждённых.
– Бандиту место на виселице! – продолжали восклицать обыватели. – Урядник тоже человек! У него служба! Он – отец семейства!
– Собаке собачья смерть! Погодите, придёт правда на нашу землю! – в унисон им отвечали сторонники осуждённых.
Под общий шум в зал вошёл дополнительный наряд жандармов, вооружённых винтовками с примкнутыми штыками. За плотным окружением приговорённым надели кандалы и под усиленным конвоем вывели прочь.
Во внутреннем дворе их втолкнули в тюремную карету и под охраной казаков повезли на вокзал.
На привокзальном перроне уже стоял готовый к отправке поезд. Карета в окружении всадников развернулась, сдала назад. Дверь тюремного вагона отворилась. В ней показался жандармский чин. Он скомандовал:
– В шпалеры!
Конвоиры спешились и двумя шпалерами образовали коридор от вагона до кареты. Затем послышалась команда: «Отворяй!». После чего дверь кареты распахнулась, и из её чрева, гремя кандалами, стали выпрыгивать на белый снег осуждённые.
– Бегом к вагону, кандальники! – крикнул им старший конвоир.
– Нестор Иванович! – послышался девичий крик.
Нестор, бежавший вместе со всеми, резко остановился, придерживая кандалы.
– Не задёрживай! – окрикнул его конвоир и легко двинул прикладом.
– Давай, быстрей! Вперёд! У нас не забунтуешь! – поддержал другой, и конвоиры дружно засмеялись.
Через минуту вереница заключенных скрылась в вагоне. Паровоз дал длинный гудок, и состав, дёрнувшись, с трудом оторвавшись от перрона, медленно стал набирать ход и вскоре исчез из виду, оставив на перроне одиноко стоявшую, закутанную в шаль девочку-подростка.
Москва. Бутырская тюрьма. Все смертники прикованы к стене. Посреди камеры на полу стоит керосиновая лампа – «летучая мышь». Узники поют: