Такие объяснения, не удовлетворяя руководителей Советской власти, по существу, затягивали активное выступление Махно и отсрочивали начало военных действий против него коммунистов, что по условиям крайне суровой зимы 1920/21 года являлось для обеих сторон необходимым, но в руки советского командования попали точные данные о местонахождении самого Махно и его отрядов.
С наступлением весны 1921 года Махно не замедлил перейти к своим излюбленным коротким налетам. Перед Советской властью вставал грозный вопрос о срыве всего продналога на Украине. Медлить дальше с ликвидацией Махно было невозможно, и Фрунзе получил приказ ликвидировать Махно. С этого времени над Махно нависла грозная и ничем уже не предотвратимая гибель.
Фрунзе дальновидно и планомерно хотел затянуть на шее Махно веревку, стараясь постепенно оттеснить его в сторону Донецкого бассейна, но Махно, разгадав его намерение, бросил свой родной район и быстро перенесся к Антонову в Воронежскую губернию, затем в Орловскую, но здесь он успеха уже не имел, и ему пришлось быстро переброситься через Харьковскую губернию в Херсонскую. К концу лета 1921 года постепенными маневрами своей многочисленной кавалерии Фрунзе прижал Махно к Днестру, к румынской границе.
Лично Махно удалось, хотя и легко раненным, перейти границу и скрыться у румын, но зато в Бутырки в Москве попал почти в полном составе военно-революционный совет его армии во главе с самим Волиным, который даже из тюрьмы продолжал кричать о контрреволюционности коммунистической партии.
У румын Махно нашел часть своих военных помощников, перебравшихся туда ранее. Ловкий Козельский, не жалея колоссальных средств, заблаговременно вывезенных в Бессарабию, сумел безопасно и удобно устроить своего Батьку, обойдя все неприятности, которым подвергаются интернированные румынами русские. Рана Махно давно залечена, но тяжелые переживания не сломили беспокойной, жаждущей вечных приключений натуры Махно, и румыны имели в своих руках довольно неприятное для Советов орудие.
На митингах и в особенности в пьяном виде у Махно очень часто вырывались словечки и фразы, которые никак не подходят под обычный для него тип речей, выдержанных все же в анархическом духе.
На одном из митингов, отвечая на заданный вопрос, Махно сказал:
— В России возможна или монархия, или анархия, но последняя долго не продержится.
Часто Махно говорил и о памятнике разбойнику Ермаку Тимофеевичу, почему-то не упоминая ни о Пугачеве, ни о Стеньке Разине.
Странным кажется и его показное стремление держаться особняком от своих идейных руководителей-анархистов, не говоря уже о социалистах, коих он вообще называл полукадетами, а «кадет», по махновской терминологии, было чуть ли не самое страшное слово, по крайней мере, для тех, к кому оно относилось непосредственно.
В среде наиболее близких к Махно людей, с которыми он держал себя откровенно, не было ни одного анархиста и вообще партийных работников.
Возможно, что и в этом случае Махно следует своей потребности быть везде первым, попросту не терпя вблизи себя людей, могущих чем-либо выделиться перед ним, но несомненно то, что у Махно слишком многогранная, жестокая и коварная душа, не знающая ни в чем удержу.
Его исключительное знание крестьянского быта и самых сокровенных желаний крестьян, его несомненная личная храбрость, решимость и уменье проводить довольно сложные военные операции, огромная энергия и организаторские способности — вот причины успеха Махно.
Однако надо иметь в виду, что основа этого успеха сводилась к тому, что Махно имел возможность через своих агентов узнавать о настроениях крестьянских масс и немедленно реагировать на них отдачей соответствующих духу этих настроений приказов. Но создавать эти настроения Махно не может; он — не вождь; он умеет лишь плыть по течению.
Несомненно, что настроения крестьянства неустойчивы и, во всяком случае, теперь резко изменились, и это заставляет меня признать, что история махновщины закончена, а для самого Махно остается лишь роль простого бандита, каким он, по существу, всегда и был.
НЕОБХОДИМОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ
Вадим ЧЕРНЯК
ПУТЬ И ГИБЕЛЬ «НОЕВА КОВЧЕГА»
Воспоминания К. Герасименко возвращают нас в один из самых драматических и противоречивых периодов истории Украины — годы гражданской войны. Об авторе, к сожалению, почти ничего не известно. Судя по его собственным словам, он какое-то время имел возможность довольно близко наблюдать ход крестьянской войны, руководимой Нестором Махно, однако некоторые данные, приведенные в воспоминаниях (они публикуются по альманаху «Историк и современник», кн. III. Берлин, 1922), нуждаются в уточнении. Например, годом рождения Н. Махно автор называет 1884-й. В советских изданиях фигурирует другая дата, на наш взгляд, более точная — 17 октября 1889 года. Посвятив основную часть своего труда борьбе Н. Махно с белогвардейскими частями, автор почти ничего не говорит о столкновениях махновцев с большевиками. Между тем бои эти были не менее остры и кровопролитны, особенно на Полтавщине, где крестьянские отряды подверглись сокрушительному разгрому под Миргородом. Не мог знать К. Герасименко, по вполне понятным причинам, и об эмигрантской судьбе самого Н. Махно — об этом мы еще скажем в дальнейшем. Значительно занижена К. Герасименко численность «армии имени Батьки Махно» — в конце 1919 года так называемая «Революционная повстанческая армия Украины» насчитывала в своих отрядах до восьмидесяти тысяч бойцов и выглядела достаточно грозной силой. И у Н. Махно, думается, были немалые основания претендовать на роль «мужицкого» Наполеона, совершающего на Украине третью социальную, на этот раз осененную черными анархистскими знаменами революцию.