— Я же твоя мать. Я тебя растила не для того, чтобы ты сейчас вот так… — мама заплакала.
— Мам… Ну, мам… Я же не потому что… А просто сама не знаю.
— Даже фамилию не знаешь, даже не можешь на простой вопрос по-человечески ответить.
— Дмитриев. Я с ним сплю. Он — главный редактор. У него рекламное агентство и газета. Жена, сын, мой ровесник. Вот… И ты его видела у меня на картинке. Помнишь, такой удачный был портретик. Я его с фотки «дернула»: на просмотр надо было что-нибудь сделать по рисунку. А натурщиков, как всегда, не было.
— А как же Женя? Ведь вы же помирились.
— Ну вот, я так и знала. Я уже сто раз зарекалась тебе что-то рассказывать. Я не могу тебе объяснить свою жизнь, потому что сама в ней ничего не понимаю. А ты тем более не поймешь. Что ты видела? Всю жизнь прожила замужем, не работаешь, смотришь свои сериалы…
Когда Лиза пошла работать, они с отцом решили, что маме лучше сидеть дома: начались проблемы со здоровьем да и зарплата себя не оправдывала.
Лиза неожиданно для себя по-детски горько разрыдалась. А потом начала со слезами, всхлипами, сбивчиво, перескакивая с одного на другое, рассказывать маме все свои злоключения.
— Как он может: взрослый человек, связался с ребенком! Я позвоню и поговорю с ним.
— Мам, о чем говорить? Я для тебя — ребенок, а для него я не знаю кто. И с Женей не все так просто. Он ведь не торопится разводиться. И он дочку свою любит. А ее ненавижу. Не видела никогда, а ненавижу.
— Господи, а при чем здесь ребенок? Она ведь не виновата.
— Виновата! Уже потому что живет на свете, виновата!
— Тебе нельзя оставаться с Женей. Ты никогда его не простишь.
— А с кем мне оставаться? Наедине со своей печалью? Мне того года хватило, когда я чуть с тоски не сдохла. Нет, мама. Я уже научилась играть в эти гнусные взрослые игры. Мне уже нравится.
На следующий день Лиза привезла и оставила в своей бывшей детской на диване огромного белого медведя:
— Он мешает мне думать.
— Убери кусачки!
Лиза пыталась сделать Дмитриеву маникюр. Методом шантажа и угроз его удалось заставить подержать руки в ванночке с теплой водой и даже намазать их кремом (хотя он при этом долго ругался и согласился на эту процедуру только после того, как Лиза дала ему понюхать крем и убедила, что тот не пахнет). Он почти не сопротивлялся, когда Лиза взялась отодвигать кутикулу заточенной апельсиновой палочкой (пришлось, правда, чуть-чуть побороться). И вот теперь, когда оставалось доделать всего ничего, Гоша уперся:
— Убери, я сказал, кусачки. Никакого маникюра.
— Почему?
— Меня мужики со свету сживут, если увидят с маникюром.
— Я чуть-чуть подрежу, никто ничего не заметит.
— Я не педик какой-нибудь.
— У тебя устаревшие взгляды.
— Я сам устаревший. Я и так уже две недели не бреюсь из-за тебя.
— Тебе очень идет. У меня есть хороший мужской мастер, она будет подстригать тебе бороду.
— У меня все лицо чешется. Пойду бриться.
— По-твоему, лучше, когда я хожу с ободранным носом? У тебя не щетина, а наждак натуральный. Не буду с тобой целоваться! — Она демонстративно отшвырнула щипчики и отодвинулась.
— А что будешь? — Гоша сгреб ее в охапку и усадил к себе на колени, нос к носу.
— Ничего не буду. Уйду в монастырь.
— В мужской, как всегда? — и поправил Лизе челку.
— Да! Я тоже придерживаюсь традиционных взглядов.
Разбудила мама:
— Лиза, срочно приезжай!
— Зачем?
— Женя приехал.
— … … ...
— Прекрати ругаться!
— Извини. Ты откуда звонишь?
— Из телефона-автомата. Он заехал к тебе, тебя нет. Приехал к нам. Я сказала, что у тебя снова болит голова и ты ночевала у нас, а сейчас уехала в больницу. Он собрался ехать за тобой, но я его усадила обедать. А сама вышла с Пифом, из дома звонить не стала.
— Молодец. А который час?
— Двенадцать доходит.
— Я уже еду.
— Куда, если не секрет? — Вообще-то Лиза думала, что Гоши рядом нет. Спать с ним она не могла, даже если захотела бы: храп Лиза органически не выносила. Дмитриев, конечно, ворчал, но, в принципе, почти согласился ночевать в кабинете. Тогда в Костиной комнате она его не слышала. Поскольку от мамы скрывать эту связь уже не было необходимости, Лиза дала ей домашний телефон Дмитриева: в Костиной комнате стоял аппарат (она уже прозвонила все кнопки с памятью: там были друзья, две бабушки и какая-то Марина).
— К маме, у нее там… очередной конец света.
— Что-то серьезное? Поехать с тобой?
— Не думаю, она вечно делает из мухи слона.