Женька застал ее за этим занятием:
— О чем задумалась?
— Маме надо позвонить. Думаю, до или после Нового года?
— До и после.
Женя набрал номер:
— Евгения Викторовна! С наступающим! Тут Лиза хочет с вами поговорить, — и сунул ей трубку.
— Мамусик, с наступающим! Телек смотришь? Шампанское открыла? Коньяк? Это правильно. Ну, созвонимся в следующем году! Всем привет! Жениха тебе хорошего, пока папа не слышит!
И опять уткнулась в дисплей.
Потом все целовались, чокались, запускали фейерверки, жгли бенгальские огни, ели торт, поскальзывались и падали, кидались снежками, грели моторы у машин, чтобы утром можно было уехать. Затопили баню и парились там всей толпой.
Лиза сидела в предбаннике, завернувшись в простыню. Женька валялся рядом — ему подурнело от жары.
— Сто раз тебе говорила: не пей в бане. У тебя сосуды слабые.
— Я больше не буду. Поцелуй меня.
— Только из милосердия.
— Мать Тереза!
— Слушай, сколько уже времени?
— Пятый час на моих титановых.
— Да, вечеринка удалась. У тебя еще коньяк остался?
Женька достал из-под лежака полбутылки армянского.
— Догонимся и перегоним Америку! — сказала Лиза и начала пить из горлышка. Женя пытался ее остановить, но бутылка опустела буквально на глазах.
— Ну ты даешь! — удивился он. — Посмотри: сколько пальцев?
— Три.
— Правильно.
— Пойдем спать.
— Глупо отказываться от таких предложений…
Лиза просыпалась и чувствовала себя волшебно: приятная легкость во всем теле, шелковая простынь. По уже сформировавшейся привычке она стала прикидывать, что увидит, если откроет глаза. На границе сна у нее часто пропадало чувство реальности: где я, с кем?
Реально в голову ничего не приходило. Был Новый год. Значит, Женя. Откуда шелковая простынь? У Инки на даче таких нет.
Все-таки пришлось открыть глаза: Дмитриев. Курит в кресле. Лиза осмотрела себя под простыней: следов изнасилования не обнаружила.
— Где ты меня подобрал? Или я сама приехала?
— Мне тебя Инка привезла. В шесть утра. Я отвез ее обратно на дачу.
— Полный пробел. Ничего не помню.
— Головка не болит?
— С чего вдруг?
— С похмелья.
— Не-а. Хорошо наоборот. Как отметил праздник?
— Тебя, как дурак, дожидался. Думал, с ума сойду. Что за манера, сотовый отключать?!
— Ой, вот только не ори. Я хоть и с похмелья, но слышу отлично.
Он загасил сигару. «Она, кстати, не так противно воняет, как сигареты», — отметила про себя Лиза. Разделся, лег рядом, налил вина из открытой бутылки:
— Будешь?
Лиза отрицательно покачала головой. Уже не знала, чего от него ждать. Подумала, что вот сейчас-то он ее и придушит.
Он отпил глоток, потом еще, поцеловал ее, и вино оказалось у нее на губах, во рту.
— Еще?
Она уже не сопротивлялась.
— Я напою тебя сейчас, и ты мне все расскажешь… — шептал он ей на ухо.
— А я еще ничего не рассказала? — так же шепотом спросила Лиза.
— Представь себе, нет.
— Тогда бесполезно. Я полбутылки коньяка выпила, и до этого еще шампанского…
— Тогда сам напьюсь, — Гоша откинулся на спину.
Лиза поцеловала сгиб его локтя, потом ладонь. Потом он сдался.
— Инка, надо поговорить. Лучше — встретиться.
— Лиз, ты на меня не обиделась?
— Еще бы знать, за что. Я ничего не помню. Приезжай в нашу кафешку, к пяти. Я смоюсь от Гоши — все равно еще к маме надо заглянуть, подарки отдать. Я же тридцать первого не успела, только пообещала.
В пять они сидели в кафе.
— Так, давай все по порядку, а то меня чуть кондратий не хватил, когда я у Гоши очнулась.
— Вы ушли с Женькой спать, а потом я смотрю: ты сидишь на лестнице и плачешь. Сказала, что хочешь к Гоше и жить без него не можешь. Выглядела, как нормальная. Женька спал. Я тебя к Гоше и отвезла. Он там матерился на весь дом, я ему еле втолковала, что ты в машине спишь. Сказала, что ты ждала его звонка, а потом напилась.
— А что про дачу?
— Правду сказала, ессно. Отмечала там Новый год с друзьями, тебя тоже позвала. Все логично.
— А Женьке чего затерла? Похоже, это он мне сотовый втихушку отключил.
— С Женькой все плохо. Он проснулся, кажется, все понял, спрашивать ничего не стал, забрал девок и уехал. Даже не позавтракал. Сашка пытался ему что-то сказать: без толку.