Ведь злосчастный блокнот лежал в пятнадцати сантиметрах от левой Гешиной ноги, в полупустой мусорной корзине. Можно сказать, на самом видном месте. Таскаться по конторе с блокнотом, прятать его куда-то Лиза не видела необходимости: все равно в угаре никто не допрёт, что искомая вещь может находиться буквально под ногами. А в мусорку блокнот мог и сам случайно упасть. При чем здесь Лиза? К слову, блокнот они, действительно, не нашли, и на следующее утро технический работник тетя Валя выкинула его наравне с остальным мусором на помойку.
Наконец редактору пришла в голову новая мысль:
— А ты сама можешь подключиться к новостям?
— Могу.
— А что ж ты раньше молчала?!
— Вы, кажется, блокнотик всей редакцией искали, я подумала, стоит ли соваться со своими предложениями.
— Иди и качай новости.
— Да, пожалуйста… Только с этим уродом в одном кабинете я сидеть отказываюсь. Мало того, что он хам, так еще и в маразме.
— Я сам с тобой работать отказываюсь!!!
— Отлично. Анатолий Маркович, я требую отдельный кабинет. Иначе я вообще с места не двинусь. Заниматься компьютерами в мои обязанности не входит. Новостями — тоже. Я и так из-за вас полдня потеряла.
— Ты мне еще условия диктовать будешь?!
— Да. Не нравится, могу хоть сейчас уйти на больничный: вы меня оскорбили своими необоснованными подозрениями, обвиняете черт знает в чем, довели до нервного срыва. Я в таких условиях не могу работать…
— Вот что. Я подумаю над твоим предложением, а ты пока новости скачай. Я обещаю, что как-нибудь этот вопрос решу.
— Только не затягивайте с решением, я Степкиного возвращения ждать не собираюсь. Если кабинета не будет к концу этой недели, в понедельник я на работу не выйду, — и пошла делать новости.
Вечером Попов вызвонил Степку, они долго матерились. Но в итоге Лиза получила отдельный кабинет, а также: деньги на его ремонт, новые жалюзи, большое зеркало и радиотелефон. Попов получил очередь в приемной из оскорбленных в лучших чувствах заслуженных работников редакции, которые «ютились» по двое-трое в одном кабинете. Но, видимо, главный редактор все же предпочел скандалить с ними, а не с Лизой.
Конечно, в этой истории Лизу прикрыл Степка. Во-первых, рассказал главреду, как Геша чуть её не изнасиловал — от него она эту гнусь скрывать не стала. Во-вторых, он доказал редактору, что эта девчонка стоит того, чтобы ей создали условия для работы, потому что она работала как швейцарские часы. И когда случались авралы и все бегали и спрашивали друг друга, что делать, она уже сидела и делала, что надо.
Наученные печальным Гешиным опытом, конторские мужики, даже если позволяли себе некоторые вольности в отношении Лизы, то в рамках приличий. И, кстати, Лиза сама была не против пофлиртовать, чтобы разрядить периодически сгущавшуюся атмосферу.
Лиза догадывалась, что в Степкином отношении к ней есть что-то свое, но не знала, что именно. А тот, оказывается, уже несколько лет поздравлял со всеми праздниками Лизину маму, рассказывал той, как дела на работе, и знал о Лизе больше, чем та предполагала.
Лиза притащила из Москвы шесть килограммов книг. Дома ее встретил Дмитриев. Она поняла, что: первое, нет предела совершенству; и, второе, есть к чему стремиться. Московская журналистика жила совсем другой жизнью, все менялось на глазах. На этом фоне собственная газетная рутина показалась ей невыносимой. Лизе нужны были новые цели.
Гоша заметил перемену ее настроения: для тех, кто знал Лизу, это было нетрудно. Она уходила в аут. Могла часами сидеть на полу и смотреть в никуда или целыми ночами напрягать мозги логическими игрушками на компе.
— Что-то ты снова притихла. Признавайся, что затеваешь, — Дмитриев полдня провел на трассе, а когда вернулся, застал ее практически в той же позе, что и оставил: Лиза сидела в холле на ковре перед выключенным телевизором, но, как обычно, с пультом в руке и гипнотизировала невидимую точку на стене.
— Проект какой-нибудь зашарашить, грант выбить. Надо подумать. Скажи, мы долго будем здесь тусоваться?
— Тебе не нравится ездить за город?
— Гош, я не понимаю, чего хочу. Как в кино: не то конституцию, не то пирог с яблоками.
— Замуж тебе надо…
— А ты уже разводишься?
— Дело не во мне. Я уже никуда дернуться не могу. Да и не хочу менять ничего в жизни, начинать с нуля. Ты — другое дело.
Лиза вспомнила, как однажды проснулась от его взгляда. Она резко открыла глаза: было раннее утро, Гоша смотрел на нее, подперев голову рукой: «У тебя взгляд, как у акулы, — сказал он тогда. — Ты никогда не остановишься».