Черный костюм его отличался строгим вкусом и полной корректностью.
— Пожалуйте, сеньор Спринг, — произнес Розас, вставая, но не двигаясь с места, когда увидал появившегося в дверях англичанина.
— Честь имею явиться по вашему приглашению, ваше превосходительство, — ответил сэр Вальтер, вежливо, но сдержанно поклонившись и подходя к Розасу, чтобы подать ему руку.
— Извините, что я побеспокоил вас, сеньор Спринг, — продолжал диктатор мягким, вкрадчивым голосом, красивым жестом руки указывая ему на место возле себя.
— Побеспокоили? О, нет, сеньор генерал! Ваше превосходительство, напротив, всегда доставляете мне величайшее удовольствие, когда приглашаете меня к себе... Как здоровье сеньориты Мануэлиты?
— Слава Богу.
— Я боялся, что она нездорова.
— Почему?
— Потому что не вижу ее здесь, где она обыкновенно всегда находится в это время.
— Это верно, но сегодня, в виде исключения, ее нет здесь.
— Разве я не буду иметь счастье видеть ее сегодня?
— Нет. Она только что ушла к себе.
— О, как я несчастлив, что опоздал!
— Она, наверное, тоже будет очень огорчена, что не увидит вас.
— О, я знаю, что она самая очаровательная и любезная из всех аргентинок!
— Она, по крайней мере, старается заслужить репутацию любезной.
— И вполне в этом успевает.
— Благодарю вас от ее имени за ваше доброе мнение о ней... Кажется, этот вечер принадлежал к числу приятных для вас?
— Почему ваше превосходительство так полагает?
— Потому что вы провели его очень весело у себя.
— Ваше превосходительство правы... только с известным ограничением.
— Как так?
— У меня в доме, действительно, было весело, но сам я не веселился. Я могу быть веселым только тогда, когда имею счастье видеть кого-нибудь из семейства вашего превосходительства.
— Вы чересчур любезны, сеньор Спринг, — сказал Розас с такой тонкой, едва уловимой насмешливой улыбкой, что никто не понял бы ее, кроме сэра Вальтера, давно уже в точности изучившего как малейшую игру физиономии, так и оттенки голоса диктатора.
— Если позволите, — продолжал Розас, — мы теперь отбросим в сторону комплименты и поговорим об одном крайне важном деле.
— Ничто не может доставить мне такое удовольствие, как возможность доказать вашему превосходительству свою всегдашнюю готовность подчиниться вашим желаниям — поспешил заявить ловкий дипломат, придвигаясь ближе к столу и машинально разглаживая правой рукой, украшенной крупным бриллиантом, роскошное кружевное жабо своей снежно-белой сорочки из тончайшего батиста.
— Когда вы думаете отправить пакет? — начал Розас, придвинув к себе свободный стул и облокотившись на него скрещенными руками.
— В посольство? Думаю отправить завтра, — ответил сэр Вальтер. — Но если вашему превосходительству угодно, я могу повременить.
— Да, я желал бы этого.
— В таком случае я прикажу задержать пакет, пока вы не приготовите свои депеши, высокоуважаемый сеньор.
— Что касается этого, то мои депеши уже готовы со вчерашнего дня.
— Позволено ли мне будет предложить вашему превосходительству один вопрос?
— Сколько вам угодно.
— Могу я узнать причину, по которой вы желаете задержку пакета, раз ваши депеши готовы?
— Причина очень простая, сеньор Спринг.
— Быть может, ваше превосходительство намереваетесь послать министерский пакет?
— И не думаю.
— В таком случае я не понимаю...
— Мои депеши готовы, но не готовы ваши.
— Мои?!— с удивлением вскричал Спринг.
— Да. Вы слышали, что я сказал?
— Слышал, но не понял. Я, кажется, уже имел честь сообщить вашему превосходительству, что мои депеши написаны и даже запечатаны. Я жду только еще нескольких частных писем, чтобы вложить их в пакет, как это всегда делается.
— Ах, я говорю вовсе не о письмах!
— Не угодно ли будет вашему превосходительству объясниться?..
— Мне кажется, ваша обязанность состоит между прочим в том, чтобы извещать свое правительство о положении дела Рио-де-ла-Платы в момент отправления пакетбота в Европу, не так ли?
— Совершенно верно, высокоуважаемый сеньор.
— Этой обязанности вы на этот раз не выполнили, потому что не сообщили некоторых фактов.
— Я доношу своему правительству о публичных происшествиях и общих делах Аргентинской республики, но не о делах внутренней политики аргентинского кабинета, которые мне совершенно неизвестны.
— Это все верно. Но знаете ли вы, сеньор Спринг, чего стоят «общие» дела?
— Чего они стоят? — медленно растягивая слова повторил посланник, желая выиграть время, чтобы сообразить, что скрывается за этим вопросом и не дать неловкого ответа.
Этим вопросом Розас поставил себя в свою любимую позицию, на которой он поражал своих противников неожиданными ударами из-за угла. Равного ему в умении сбивать обходными фразами с толку своих собеседников не было, поэтому он всегда выходил победителем в словесных состязаниях.
— Да, сеньор, какую цену могут иметь для правительства сведения о публичных делах и об общих вопросах в какой-либо стране?
— Очень большую...
— Ровно никакой!
— О ваше...
— Ровно никакой. Вы, европейцы, большие охотники нагромождать груды поверхностных фактов, когда желаете показать, будто проникли в суть, которая между тем совершенно недоступна вашим взглядам. А так как вы на этих шатких данных основываете свои действия, то и выходит, что вы постоянно ошибаетесь.
— Ваше превосходительство желает сказать...
— Я хочу сказать, сеньор посланник, что вы обыкновенно говорите о том, чего не понимаете, в особенности, когда дело идет о моей стране.
— Иностранный посланник, действительно, не может знать всех тонкостей политики, в которой сам лично не участвует.
— Тогда ему и не следует доносить своему правительству о том, чего он не знает. Если же он желает давать верные сведения, то он должен сойтись с руководителем политики той страны, в которой находится, слушать его и поучиться у него.
— Я, кажется, так всегда и делаю.
— Нет, не всегда.
— Это уж не по своей вине.
— Может быть!.. Ну, скажите мне, пожалуйста, знаете ли вы действительное состояние дела в настоящую минуту? Или лучше скажите мне, каким духом проникнуты депеши, которые вы посылаете к своему правительству о положении дел моего правительства?
— Каким духом?
— Ну, да... Или, говоря еще яснее, каким представляете вы в своих донесениях мое положение? Предвозвещаете вы мою победу или торжество анархии?
— О, сеньор генерал!..
— Это не ответ!
— Я знаю, но...
— Так как же?
— Относительно чего, сеньор генерал?
— Относительно того, что я говорю.
— То есть относительно настоящего положения правительства вашего превосходительства?
— Ну да.
— Мне кажется...
— Говорите откровенно.
— Мне кажется, все говорит в пользу торжества вашего превосходительства.
— Ваше мнение на чем-нибудь основано?
— Разумеется.
— На чем это именно, сеньор посол?
— На власти и могуществе вашего превосходительства.
— Гм!.. Плохое основание!
— Как плохое, сеньор генерал?
— Власть и могущество не у одного у меня в руках; их не мало и у анархистов. Разве вам это неизвестно?
— Помилуйте, сеньор...
— Имеете ли вы понятие о том, что делается у Лаваля в Энтре Риос?
— Знаю, ваше превосходительство; он лишен всякой возможности действовать после баталии Кристобаля, в которой армия конфедерации одержала полную победу.
— А между тем, генерал Эшепо теперь бездействует за недостатком лошадей.
— Это верно, но вашему превосходительству не трудно снабдить его лошадьми.
— А положение Корриентеса вам известно?