Выбрать главу

Приемы создания двойственной реальности и образов двойников в реалистической литературе 20 века имеют свою специфику по сравнению с неоромантической: в ней доминируют мотивы зеркала и маски, больше вариантов зеркальности и «внутреннего монолога» (Б. Пильняк, Н. Нароков, В. Каверин, Ч. Гусейнов). Двоемирие приобретает новый характер: романтический мир фантазии вытесняется реальностью фантасмагорической. Продолжая традиции романтизма («Перед зеркалом» В.А.Каверина), «фантастического реализма» («Мнимые величины» Н.В. Нарокова), разработанные в XIX веке, «двойнический реализм» вобрал в себя и черты некоторых модернистских течений конца 19 - начала 20 веков, - экспрессионизма, символизма, импрессионизма и др. («Двойники» Б. А. Пильняка, «Магомед, Мамед, Мамиш» Ч.Г. Гусейнова). Способом создания сложного внутреннего мира персонажей стало и обращение к архетипам. Чтобы показать раздвоенность героя, писатель прибегает к маске. Она чаще связывается с негативными качествами, но в 20 веке, который О. Мандельштам назвал «веком-волкодавом», представления о маске изменились. Произошел отказ от самого атрибута, и маска приобрела метафорический характер. Маска могла скрывать недостатки, а могла защищать от жестокого мира. Гораздо чаще маска сливалась с персоной и заменяла человека («Чужое лицо» К. Абэ, «Мнимые величины» Н. Нарокова).

Значительную роль сыграло двойничество и в литературе модернизма.  Кризис мироощущения начала XX века спровоцировал активную эксплуатацию темы двойников, имеющую к тому же отчетливые мифологические корни, в литературе русского Серебряного века: в поэзии Блока, Анненского, Ахматовой; в прозе Кузмина, Чулкова, Городецкого, Слезкина. Оригинальная трактовка двойничества обнаруживается в «Портрете Дориана Грея» Оскара Уайльда, «Превращении» Кафки, в экспрессионистской драмы «На пути в Дамаск» Стринберга и «Человек-из-зеркала» Франца Верфеля. Поиск себя в сложных условиях часто меняющегося мира привел к появлению различных вариаций двойничества в литературе середины XX века, как, например, в романе Томаса Манна «Доктор Фаустус».

Новую жизнь в традицию двойничества вдохнул постмодернизм, в частности, Борхес. Его эссе «Борхес и я» звучит как открытая декларация двойственности. А в своих «Новых расследованиях», «Золоте тигров» писатель возвращается к психологическому исследованию явления раздвоения личности и изображению специфического состояния человеческого сознания на границе между сном и явью.

Во второй половине 20 века литература постмодернизма переосмыслила тему двойничества, обратившись к виртуальной реальности, используя приемы «потока сознания», метаморфозы, языковой игры, «шизофренического дискурса», интертекстуальности. Своеобразная «фантасмагорическая реальность» царит в произведениях Венедикта Ерофеева («Москва - Петушки»), Виктора Пелевина («Омон Ра», «Чапаев и Пустота», «Generation П»), Саши Соколова («Школа для дураков», «Палисандрия», «Между волком и собакой»), Владимира Сорокина («Норма», «Искупление»), Чингиза Гусейнова («Территория IGRA») и др. Двоемирие превращается в многомирие, вместо раздвоенной личности - новый тип героя, «я» которого способно умножаться бесконечно; этот герой часто физически и психически неполноценен.

Наиболее многогранно проблема двойничества показана в творчестве Саши Соколова, который использует «шизофренический дискурс», чтобы создать поливариантную реальность, пропускаемую через раздвоенное сознание героя-рассказчика («Школа для дураков») или нескольких повествователей («Между собакой и волком»). Тип героя с расщепленным сознанием появляется в произведениях постмодернистов под влиянием неклассической философии (Ж. Деррида, Ф. Гваттари, Ж. Делез и др.).

Объективная реальность в постмодернистских произведениях почти исчезает, замещаясь художественными и культурными фантомами (симулякрами). У Саши Соколова возникает образ Хаоса социальных симулякров, который встречается и в «Пушкинском доме» А. Битова. В обоих романах разрушаются традиционные представления о времени, пространстве, реальности. И Битов, и Саша Соколов указывают на возможность разного прочтения одних и тех же ситуаций (поездка на могилу к бабушке, разговор с умершим П.П. Норвеговым, визит к профессору Акатову и т.д.). Так же, как в «Шуме и ярости» Фолкнера, в романе Саши Соколова «Школа для дураков» полифония голосов возникает в больном воображении главного героя. Внутренний монолог, который зачастую превращается в диалог, даже не оформленный графически, помогает обнажить двойственность сознание главного героя.