Она смерила его надменным взором.
— Кому Ляля, а кому Алевтина Даниловна. Ступай, я убогим не подаю.
— Ну и зря, — примиряюще сказал он. — Благотворительность нынче в моде… Вообще-то я знакомый Марии.
— И что?
— Вы не знаете, как ее найти?
Она снова оглядела Егора с ног до головы, тут же приметив изрядно поношенные брюки, порез на щеке от скверной бритвы и штопку на воротнике рубашки. И сочувственно проговорила:
— Да… Плохи твои дела, парень.
— Что-то не так? — осведомился Егор, почувствовав неожиданную злость. — Носки не в тон?
— Тебе имя Юлий Милушевич ни о чем не говорит?
— Нет. Это наш новый губернатор?
Девушка лениво протянула руку — пальцы у нее были такие же, как и у Марии: длинные, тонкие, чувственные, — и коснулась его волос возле виска.
— Откуда же ты такой взялся? Не с Луны, часом?
Егор промолчал. Ляля вздохнула и сжалилась:
— Юлий Милушевич — это очень известный антиквар и покровитель искусств. Кроме того, у него с десяток магазинов со всяким там компьютерами-факсами-шмаксами, — она усмехнулась. — Вообще-то некоторая дремучесть тебе к лицу. Придает индивидуальности. Не хочешь зайти? У меня где-то «Миральва» была припасена…
Ляля небрежно кинула на диван сумочку, попутно сгребла со стола несколько пустых пакетиков из-под чипсов, и скрылась за створкой шкафа («Я переоденусь, о’кей? Только, чур, не подглядывать и рук без команды не распускать»). Вышла уже в шелковом халатике — очень коротком, расшитом разноцветными павлинами по бледно-зеленому полю. Грациозно нагнулась, вынула из холодильника запотевшую бутылку, плеснула в бокал и протянула Егору:
— Будешь?
Он задумчиво взял, повертел в пальцах, чувствуя острое желание надрызгаться до зеленых чертиков.
— У тебя с Машкой что-то было, да? — спросила Ляля.
— Давай лучше сначала об этом… О Юлии Милушевиче. Когда Мария с ним познакомилась?
— Прошлой осенью и познакомилась. У него в компании намечалась вечеринка. Концерт для важных «шишек» и все такое. Никакого варьете, девочек на шесте — только Брамс, Моцарт и «Аппассионата» Бетховена. Должен был приехать какой-то известный скрипач, но не приехал. Юлий срочно искал замену.
— Странное место для поисков — подземный переход…
— А, так ты в курсе… По-моему, он это сделал в пику своему еврейчику-импресарио: очень уж тот виновато выглядел.
— Почему виновато?
Она дернула плечиком.
— Ну, наверное, из-за него этот скрипач и не приехал. Юлик разозлился, полез в переход за сигаретами (там сигареты с лотка продают), увидел Машку — и все, каюк. Крышу снесло напрочь. От Машкиной игры у кого угодно крышу снесет. Если, конечно, кто понимает, — она вздохнула с некоторой ностальгической нотой.
А потом вдруг сделала неожиданное. Соскользнула с дивана, полы халата с готовностью распахнулись, обнажив стройные смуглые бедра — черт, когда же она успела загореть-то, неужто в солярии? — и присела перед Егором на корточки, по-хозяйски положив ему руки на колени.
— А ты сла-авный, — протянула она, глядя на него снизу вверх. — Ты похож на старого сенбернара. Знаешь, у меня был в детстве сенбернар — я каталась на нем верхом и дергала за уши. Представь, он ни разу не зарычал на меня…
— Ну, не такой уж я старый, — оторопело произнес Егор.
— Не старый, а волосы седые…
— Это оттуда, — хмуро сказал он, не вдаваясь в подробности. Однако Ляля поняла.
— Что, отстаивал интересы Родины где-нибудь у черта на рогах? Бедненький ты мой… Скажи, зачем тебе Машка? Думаешь, я хуже?
— Нет, — пробормотал он, чувствуя себя полным идиотом. — То есть, конечно, не хуже, но…
— Я и денег с тебя не возьму… — она рассмеялась. — Черт, похоже, я проговорилась.
Она медленно поднялась, подошла к Егору, чуть покачивая бедрами, и уже знакомым жестом коснулась его щеки. Щеку что-то кольнуло. Егор скосил глаза и увидел колечко на безымянном пальце: крошечный голубой александрит в золотом обрамлении. Камешек пересекала тоненькая белая прожилка, похожая на струйку сигаретного дыма в миниатюре.
— Может, останешься?
Егор покачал головой.
— Извини.
— Значит, уходишь, — Ляля взяла сигарету из пачки. — Я Машке давно говорила: с твоими данными, подруга, вполне можно выходить замуж за арабского нефтяного шейха, никак не меньше. А ты? Ты-то что мог ей предложить? Бабушкину халупу в «хрущевке», на последнем этаже — без мебели и с мольбертом посередине?
— Откуда ты знаешь про мольберт? — буркнул уязвленный Егор.
— А у тебя на ладони пятнышко от краски, — объяснила она исчерпывающе.