Новая улыбка, так похожая на улыбку отца…
— У вас, дочь моя, есть из чего построить несокрушимую крепость против искушения. Когда атаки врага станут слишком пылкими, укройтесь за этими каменными стенами любви. Они выдержат штурм. Я в этом не сомневаюсь.
Матильда согласилась с каноником.
— С вами, дядя, я обретаю мудрость и ясность.
— Да укрепит вас в этом Бог, дитя мое, и да поддержит ваши усилия.
Пьер Клютэн осенил крестным знамением лоб преклонившей перед ним колена племянницы.
— Ступайте, Матильда, и будьте покойны.
Хотя Погода и испортилась, супруга ювелира с радостью почувствовала себя успокоенной. Свет стал для нее более ярким, искушения отступили, мужество ее укрепилось.
Оставив позади спокойные улицы монастыря Нотр-Дам, они с Маруа, которую она кликнула, проходя через кухню каноника, смешались с шумной толпой Ситэ. Собирался дождь, ветер приподнимал вуали на лицах дам, развевал полы плащей и камзолов, поднимал с дороги в воздух соломинки и листья, торопил лавочников, спешивших спрятать внутрь лавок разложенный для продажи товар.
Исполненная радости, Матильда ничего этого не замечала.
— Вы, мадам, сейчас как девочка, — заметила Маруа.
— Благодарение Богу, я освободилась от тяжелого бремени, милая!
Для того чтобы попасть на рынок, где у Матильды были дела, нужно было пройти мимо паперти Нотр-Дам. Она вошла в великолепный новый собор, где всегда было полно народу, чтобы возблагодарить Господа за облегчение, которое она так живо чувствовала.
Когда она вышла из собора, уже капал дождь.
— Быстрее к Обри Лувэ, — сказала она Маруа, — чтобы не промокнуть.
В лавке аптекаря какая-то старушка покупала коробки с лекарствами, молодая пара выбирала сандаловые саше с благовониями, а какой-то мальчик спрашивал дамасских слив. Воздух казался густым от запаха сушеных трав, имбиря, корицы, мяты, эвкалипта, напоминая о том, что здесь готовили мази и микстуры, сиропы и припарки.
В лавке хлопотала Изабо. Ее муж с пестиком в руке склонился над содержимым двух больших мраморных ступок.
— Я зашла купить у вас несколько горшочков варенья из побегов розы, сваренных в белом сахаре из Хайфы, — коронного продукта вашей фирмы, — сказала Матильда. — Мне также хотелось повидать Гертруду.
— Она должна быть в этот час у себя, — заметила Изабо, доставая с полки два керамических сосуда, фунта по два варенья в каждом, которые она завернула в кусок белой материи. — Она наверняка уже пришла из школы.
Через несколько минут в лавку спустилась Гертруда, с заказной улыбкой на губах и с каким-то выражением настороженной бдительности, недоверия в глазах.
— Вы, насколько я знаю, пригласили Кларанс, а также Флори, — обратилась к ней Матильда, — провести воскресный вечер в вашем загородном домике под Сен-Жермен-де-Пре. Хочу поблагодарить вас за это приглашение, по крайней мере за Кларанс — она придет к вам довольно рано, чтобы вернуться к вечерне. Что же до Флори, уж и не знаю, решится ли она на это без мужа. Попытайтесь ее уговорить, — продолжала Матильда, — не очень настаивая. Я забежала по пути, чтобы подтвердить, что Кларанс придет.
— Большое спасибо, дорогая мадам.
Идея пригласить Флори с сестрой говорила о явном желании Гертруды сблизиться с ними. Виделись они мало, Лувэ и Брюнели редко ходили друг к другу в гости, но дочь Изабо хотела ответить гостеприимством на недавний ужин на улице Бурдоннэ. Это было вполне естественно. Оплачивая свою покупку, Матильда упрекала себя в недостаточной благожелательности к родственнице, чья жизнь далеко не всегда была безоблачной.
Маруа взяла заботливо завернутые Изабо горшки, и обе женщины вышли из лавочки.
Шел мелкий дождик, от которого нельзя было сильно промокнуть. Матильда со служанкой пересекли остров Ситэ по узкой улочке Каландр, отведенной лишь для пешеходов и всадников, затем по более широкой Байери, по которой катились двуколки и четырехколесные экипажи. По обе стороны ее стояли высокие, в три или четыре этажа, дома на каменных цоколях. Их деревянные или глинобитные фасады были покрыты штукатуркой. Прохожих здесь защищали от дождя нависавшие над улицей этажи домов и карнизы островерхих крыш. Впрочем, ненастная погода не слишком смущала толпу, всегда здесь достаточно многочисленную, — люди пользовались случаем, чтобы постоять под навесами мастерских, в которых лощили и отжимали сукно, или перед лавочками, торговавшими винными бочонками.