Несмотря на всю ее смелость и готовность к сопротивлению, поведение Гертруды говорило о том, что слова Этьена произвели на нее должное впечатление.
— Вы меня не запугаете! — тем не менее отрезала она, оставаясь верной своей системе обороны. — На чем основываете вы свои обвинения? Никто не видел меня в компании того, о ком вы говорите, по той простой причине, что он никогда ко мне не приходил. Что же касается утверждений Арно, то это просто чистая клевета! Не знаю, что является тому причиной — вино или же неприязнь, но знаю одно: в этом нет ни одного слова правды!
— Вы забываетесь, Гертруда, ибо всем известно, что я в рот не беру вина, и вы должны догадываться, что моя семья, наши друзья, знающие о моей ране и о повинной, с которой я пришел к отцу аббату, без колебаний встанут на мою сторону, а не на вашу.
Арно говорил словно объятый каким-то мрачным пламенем, от которого лицо его потемнело, а взгляд стал жестким.
— К чему вся эта ложь? — продолжал он. — Почему вы ведете себя по отношению к нам, своим родственникам, как враг? Почему?
— Мне нечего вам сказать, — проговорила побледневшая Гертруда, направляясь к двери, которую и открыла резким толчком, — и вообще нам больше не о чем разговаривать.
— Не совсем! Не забудьте передать Артюсу, когда его увидите, что я готов встретиться с ним там, где и когда он этого пожелает. Ничто не кончено между нами, пока он дышит тем же воздухом, что и я!
— Как вы можете требовать от меня, чтобы я передала что-то человеку, совершенно для меня незнакомому! — прошипела Гертруда; кожу на ее лице словно стянуло от злости. — Я не знаю, где он, говорю же я вам! О! Ну, с меня хватит. Уходите! Убирайтесь отсюда!
Дверь за Брюнелями закрылась. Оставшись одна, Гертруда вытерла рукой слезы, которые теперь, когда ее уже не могли видеть, хлынули по щекам. Но ее охватило смятение, рыданья усилились, она бросилась на постель, зарылась головой в подушки и дала волю нервному припадку, потрясавшему ее, как ветку дерева на сильном ветру.
X
— На дорогах и ярмарках Фландрии и Шампани я буквально погибал от жары, — говорил Гийом. — Уверяю тебя, кузен, это лето было одним из самых жарких, которые помнят люди!
В лавке меховщика стоял запах звериных шкур, усиливавшийся духотой последних летних дней. В предвидении предстоявшей зимы и несмотря на затянувшуюся летнюю жару, многие его клиенты уже в начале сентября хотели приобрести меха и шубы. Народ толпился и на улице, перед витриной, и в самой лавке, у прилавков.
— Я понимаю, Гийом, что выбрал неудачный день для визита к тебе, но мне так хотелось тебя увидеть! Мы не виделись так долго!
— Да, правда, Филипп, почти три месяца.
За это время черты лица меховщика обострились. Он похудел. Нижняя челюсть казалась более выступающей, глаза впалыми. Хотя поэту и не терпелось узнать, что вызвало такие быстрые перемены, он почувствовал, что вопросов лучше не задавать. Он давно понял, как трудно вызвать Гийома на разговор о самом себе, как он скрытен в своих чувствах — даже больше, чем в своих приключениях. Мало кому были известны подробности его личной жизни.
— Когда ты вернулся из Анжу, нас уже не было в Париже, так как мы уехали в Мелён, чтобы присоединиться к королеве. Оттуда, как ты знаешь, двор переехал в Вэнсен, затем в Дурдан, в Сен-Жермен-ан-Лэ, в Понтуаз и, наконец, в Пуасси, особенно дорогой для короля — ведь там он родился. Как и ты, мы только что вернулись в Париж.
— Да, я знаю. Прежде чем отправиться в Ипр и Камбрэ, я зашел на улицу Писцов к тетушке Берод, которая рассказала мне о вашей поездке.
— Она сказала тебе, что у нас будет прибавление семейства, что мы ждем ребенка?
— Да, сказала. Наверное, ты счастлив.
Им было трудно разговаривать, такая толчея и шум стояли в лавке.
— Приходи сегодня к нам поужинать, — предложил Филипп. — Мы вдоволь наговоримся. У меня есть много чего рассказать тебе.
— Не знаю, буду ли я свободен…
— Не заставляй упрашивать себя всякий раз, когда мы тебя приглашаем, кузен. Это у тебя прямо какое-то женское кокетство!
— Ты же сам видишь, сколько у меня хлопот.
— Оставь все и приходи! Я рассчитываю на тебя. Ты обидишь меня, если не придешь. Кроме того, я хочу попросить тебя об одной услуге. Я зашел не только для того, чтобы пригласить тебя поужинать, но и по делу. Видишь ли, я намерен приобрести для Флори к зиме красивую, теплую шубу. Мне нужен твой совет.