— Это была первая реакция, Флори, которая всегда нас выдает с головой.
— Нет, нет. Прошу вас, не питайте подобных иллюзий. Вы не должны питать ни малейшей надежды. Зачем упорствовать?
— Вы хорошо знаете все: потому что я люблю вас такой сильной и необоримой любовью, что ничто и никогда не оторвет меня от вас.
— Тем не менее именно так и должно быть.
Гийом поднялся, встал перед молодой женщиной, наклонился над ней, опираясь на подлокотники кресла. Его плечи, мускулатура которых ощущалась под сукном одежды, закрыли от нее весь мир. Не приближаясь ни на сантиметр и не прикасаясь к ней, он лишь смотрел на нее с выражением такой страсти, такого желания, что она снова почувствовала себя глубоко потрясенной.
— Если я поцелую вас вот сейчас, тут же, — проговорил он, — вы по-прежнему будете считать, что созданы для мудрой жизни, что должны посвятить себя исполнению своего долга? Нет, конечно же нет. Вам хорошо известно, что, несмотря на все ваше сопротивление, мое приближение к вам заставляет звучать в вас другой голос, другой зов.
— Это бесчестно с вашей стороны, Гийом, — то, что вы делаете!
— Разумеется, бесчестно, но вовсе не по отношению к вам, а к Филиппу! Если я был вынужден поступить вероломно по отношению к нему, то нечестным с вами я никогда не был. Я не переставал кричать вам о своей уверенности в том, что мы фатально обречены любить друг друга. Так будет, мой нежный друг, я знаю. Как и вы сами. Если бы вы испытывали ко мне лишь чувство честной родственной дружбы, почему тогда встречи со мной вызывают у вас такое волнение?
Флори закрыла глаза. Чтобы не видеть его, лицо которого было так близко? Или бессознательно ожидая поцелуя? Ее окутывал запах кожи, пота и амбры. Все это было частью его самого.
Гийом не поцеловал ее.
— У вас будет ребенок, — продолжал он, — но его появление ничего между нами изменить не может. До его рождения я сумею не докучать вам, буду уважать ваше ожидание. А потом, дорогая, потом, что бы вы ни говорили, ни он и никто другой не помешает мне прийти к вам, взять вас и увести в свое жилище, в мир моих мехов и звериных шкур, среди которых я уже вижу вас обнаженной, отдающейся, исходящей стоном под моим пожирающим вас телом!
Флори больше ничего не слышала. Она чувствовала, как плавится в этом огне. Не в силах поднять глаза, она ослабела и потеряла сознание.
Гийом замер на несколько секунд, созерцая ее, беззащитную, откинувшуюся на высокую спинку кресла. Поколебавшись, он выпрямился и позвал Сюзанну.
— Твоей хозяйке плохо, — сообщил он, позаботься о ней. Передай от меня хозяину, что состояние кузины не позволяет нам сегодня отужинать вместе. Я ухожу. — Коротким жестом он указал на меха: — Да скажи ему, что его супруге остается лишь выбрать что-то из этого. И пусть она потом отошлет мне то, что ей не подойдет.
В этот момент дверь отворилась. Окончив работу на улице Кэнкампуа, к дочери пришла Матильда. Она знала, что вернувшаяся накануне из путешествия Флори чувствует себя сильно уставшей.
Входя в комнату, она увидела готового уйти Гийома. Несмотря на обостренное сознание абсурдности своего влечения, не пробуждавшего ни малейшей взаимности, сердце в ее груди подпрыгнуло. Она рассердилась на себя. Разве она не покончила навсегда с этим безумием?
Она окинула взглядом комнату, увидела лишившуюся чувств Флори и направилась к ней. Меховщик в нескольких словах повторил ей сказанное ранее служанке.
— Мои дети будут сожалеть о вашем уходе, который лишит их вашего общества.
— Я думаю, что эту встречу следует отложить на другое время. Судя по состоянию вашей дочери, ей нужно отдохнуть. Когда она будет чувствовать себя лучше, мы сможем наметить для этого другой день.
Он откланялся и вышел.
Матильда была ошеломлена этой встречей. Ее недовольство собой усиливалось тем, что с некоторых пор ей казалось, что она совладала со своим бунтом, со взрывом своей страсти. Безумие, овладевшее ею весной, рассеялось. Она убеждала себя в этом. Не грозят ли ей повторения этой весны?
Вышедшая из комнаты Сюзанна тут же вернулась со стаканом, наполненным какой-то темной жидкостью.
— Это сердечное средство, прописанное мадам Шарлоттой для подобных случаев, — объяснила Сюзанна. — Вы поможете мне? Надо, чтобы она выпила.
Матильда поддержала голову дочери, озабоченно глядя на ее лицо, пока Сюзанна старалась влить между бесцветных губ несколько глотков лекарства. Молодая женщина довольно быстро стала приходить в сознание и наконец открыла глаза.