Вдруг мул Матильды начал хромать.
— Боже мой, мадам, ваш мул повредил себе ногу! — воскликнул мастер-медник, некоторое время шедший рядом с ними.
Они его хорошо знали по Парижу как своего клиента.
— Как это могло случиться? Дорога, как мне кажется, не плоха.
— Сойдите-ка с него, мадам, я посмотрю, что с ним.
Матильда спешилась, протянула руки, чтобы помочь Кларанс, и наклонилась рядом с медником, осматривавшим одну за другой ноги мула.
— Расковалась правая задняя нога, мадам, — объявил он укоризненным тоном. — На нем больше ехать нельзя. Ему будет больно. Вам нужно как можно скорее отыскать кузнеца.
— В этом потерянном месте…
— Скоро мы будем в Клери. Вам придется вести мула в поводу. Это необходимо, если вы хотите поправить дело.
Приходилось смириться с этой задержкой. Матильда взяла за руку Кларанс, свободной рукой подхватила кожаный повод и ускоренным шагом двинулась вдогонку паломникам, которые ушли довольно далеко: замыкавшие их цепочку уже едва виднелись в тумане, как неясные силуэты.
Только теперь она заметила, что ее дочь без конца перебирает в пальцах левой руки четки из слоновой кости, которые Этьен прикрепил к поясу девушки в момент расставания. Она молилась? Неужели ее сознание, остававшееся помраченным столько месяцев, за то время, как они шагали по этому перелеску, настолько прояснилось, что к ней вернулось чувство, потребность молиться? Матильда внимательнее, чем обычно, посмотрела на ничего не выражавшее лицо дочери, которой она устала задавать остававшиеся без ответа вопросы.
Они без задержки вошли в Клери, городок, сгрудившийся вокруг единственной церкви, с незапамятных времен посвятивший себя поклонению Божьей Матери.
Путники благоговейно преклонили колена. Они молились Богоматери, просили ее не оставлять своим вспомоществованием паломников на протяжении всего их пути, отвести несчастья, беды и разбойников, которые могли бы помешать им благополучно закончить паломничество.
Подкрепившись купленным в Орлеане съестным, Матильда, оставив своих спутников отдыхать после обеда, взяла за руку дочь, подобрала повод мула и отправилась на поиски кузнеца. Жившая рядом с церковью женщина объяснила ей, что у них всего один кузнец, работавший на окраине городка, совсем не в том направлении, куда им предстояло двигаться. Стало быть, приходилось возвращаться назад.
По звуку молота, стучавшего по наковальне, по снопу искр, пронзившему туман, они скоро поняли, что кузница близко.
Опоясанный кожаным передником, крупный и тяжелый, словно печь, довольно сильно прихрамывавший человек с седыми волосами и прокаленным вблизи огня лицом сильными ударами кувалды правил разогретый докрасна железный стержень. Матильда объяснила ему, что расковался мул.
— Бога ради, мадам, я наилучшим образом переобую вашу животину, — сказал он. — Но прошу вас немного потерпеть. Я должен закончить начатую работу.
— Хорошо, я подожду.
Уже далеко не молодой, кузнец был довольно медлителен. У него ушло много времени на придание стержню нужной формы и еще больше на подгонку подковы к копыту мула.
Туман, который, как полагали все, не рассеется весь день, около полудня немного поднялся. Но тут же снова сгустился.
Когда мул был подкован, Матильда, поблагодарив кузнеца и расплатившись с ним, вместе с дочерью уселись на мула и вернулись туда, где оставили своих попутчиков. Там никого не было. Женщина, направившая Матильду к кузнецу, ждала ее возвращения и сообщила, что паломники решили воспользоваться улучшением погоды, чтобы успеть пройти побольше. Они просили передать, чтобы она их догоняла.
— Они пошли вон по той дороге, в Блуа, — указала женщина. — Надо идти все прямо и прямо. Ошибиться невозможно.
Что делать? Чтобы попасть в Тур ко дню святого Мартина, нельзя терять ни дня. Да и чего ждать? Никто не предложил проводить путешественниц. Никому, кроме паломников, и в голову не приходило уходить из Клери в такую погоду. В этом смысле надеяться было не на что. Стало быть, единственное верное решение — поторопиться по указанной дороге, моля Матерь Божью о том, чтобы остальные паломники не ушли слишком далеко и чтобы туман не сгущался все больше и больше.
Миновав последний дом городка, мул оказался на совсем узкой тропинке, вившейся между изгородями, на которых местами виднелись какие-то зацепившиеся влажные серые клочья. Никого кругом. Никакого движения. Все кругом как-то странно молчало, окутанное мутной пеленой. Звуки затухали в матовой толще тумана.
Ударом пяток Матильда пустила мула рысью. Довольно скоро они снова очутились в лесу. Хотя его почти не было видно, они чувствовали его по изменившемуся воздуху, да и ветер здесь был почти незаметен, по тяжести, давившей грудь, по ощущению. Казалось, ветви деревьев, нависавшие над ними, были сводами какого-то собора, живого, но враждебного, невидимая крыша которого удерживала испарения земли, как крышка кастрюли.