— Прежде чем выпить вашего молока, мы приведем себя в порядок и умоемся в роднике, отец, — сказала Матильда. — Нам обязательно надо умыться.
Они почти закончили свой туалет, когда подошедший к ним старец зачерпнул рукой немного прозрачной, чистой воды и, омочив в ней палец, начертил крест на лбу Кларанс.
— Это символ возрождения через воду, дочь моя, — объяснил он Матильде. — В ее замкнувшейся душе этот знак крещения может снова зажечь благодатный свет. Веруйте!
Матильда склонилась над рукой отшельника и благоговейно ее поцеловала.
Поев хлеба с молоком, обе женщины, закутавшись в едва высохшие шубы, уселись на своего мула и отъехали от скита, хозяина которого Матильда горячо благодарила. При прощании с ним в глазах ее стояли слезы.
Следуя за дровосеком, служившим им проводником, они вышли лесом, где еще плавали клочья влажного тумана, на дорогу, по которой к концу дня добрались до Блуа, где присоединились наконец к другим паломникам, которых очень беспокоило их отсутствие. Они сердечно встретили их, с облегчением, дружески поздравляя с явным участием, которого удостоил их Господь.
Еще через день, оставив позади Амбуаз, за одним из поворотов извилистой дороги открылись крепостные стены Тура. Увидев с дороги, шедшей по берегу Луары, резиденцию епископа, все четыре башни знаменитой базилики, известной всему христианскому миру, вознесенные над тяжелой массой замка, паломники запели благодарственный гимн. Матильда пела с большим подъемом.
Паломники обошли город и вышли к месту, где вокруг могилы святого возводили ограду. Путников приняли, разместили, накормили в придорожном церковном приюте святого Мартина. Такие богадельни, устроенные на основных путях паломников, были для них прекрасным приютом. Являясь одновременно чем-то вроде постоялых дворов для божьих странников, где они получали еду, элементарную помощь, внимательный прием и возможность отдохнуть, в чем очень нуждались после длинной дороги, то были к тому же и бесплатные больницы. Там лечили больных, раненых, привечали увечных. В этих центрах вспомоществования ежедневно раздавали обычную милостыню нуждающимся, давали тарелку супа, сыр, а по праздникам даже мясо и фруктовые лепешки. Гостеприимные монахи, которым помогали преданные богоугодному делу добровольцы, одновременно обслуживали нищих, голодных, калек, заблудившихся и служили в церкви. Таким же было и это заведение.
Матильду и Кларанс вместе с их попутчиками поместили в большом, очень чистом зале с широкими кроватями вдоль стен, разделенными друг от друга красными занавесками; это обещало им после путешествия отдых на свежих простынях и перьевых перинах. Мать с дочерью отправились ужинать в общую столовую, где им подали ужин за взятым с боем столом.
Поужинав, обе женщины улеглись с постель рядом. Верная своей привычке, Кларанс перестала перебирать четки только перед самым сном.
Как и в две предыдущие ночи, Матильда заснула лишь ненадолго накануне предстоявшей церемонии. Тревожное ожидание, смешанное с надеждой, оправданное ее верой, не давало ей уснуть. Она истово молилась то вслух, то про себя.
Утром долгожданного дня они с дочерью встали до зари и отправились в приютскую баню, где приняли теплую ванну и вымыли голову. Тело должно было быть таким же чистым, как и душа.
Закончив туалет, они переоделись в тонкое белье и надели привезенные с собой камзолы из белого сукна. Потом Матильда пожелала исповедаться. В приютской часовне уже была длинная очередь готовых покаяться грешников, и ей долго пришлось ждать. Рядом с ней, отрешенная от всего, словно статуя, перебирала легко скользившие между ее пальцами четки Кларанс. Несмотря на громадную надежду Матильды, рассудок и речь дочери по-прежнему оставались скованными. Словно подземная река, жизнь этой души текла под оболочкой неподвижной немоты.
На празднично украшенных улицах, где фасады домов тонули в зелени веток, пестрели цветами и коврами, толпились паломники. Обе женщины отправились в собор. Хотя они вышли задолго до начала службы, открывавшей празднество, им с трудом удалось протолкнуться в громадный неф. Хоры и все пять приделов были уже битком забиты. Высота и блеск громадной всемирно известной церкви вызывали у Матильды сильное впечатление, и она стояла обедню, увлеченная торжественностью этих минут. Молилась она так истово, что ей казалось, будто под ее закрытыми веками вспыхивал какой-то неестественный свет. Никогда раньше не ощущала она такой близости к божественной истине, которая была одновременно и призывом, и ответом. В какие-то мгновения ей казалось, что она переходит в какое-то другое измерение, что вот-вот перешагнет барьеры плоти и познает небесную суть Творения.