Выбрать главу

Мы втащили в кузов «ЗИЛа» уже три неудобных обломка какой-то бывшей стены и с опаской кружили вокруг четвертого, когда во дворе наконец показался первый товарищ.

Костя Селин шел домой, как всегда насвистывая какой-то веселый мотивчик. Почему-то мне кажется, когда он следует вот так даже по собственному двору, он чувствует себя не Костей-слесарем, а старым морским волком. Может быть, даже с мартышкой на плече. Или одноглазым пиратом с парусника и, уж во всяком случае, рыбаком океанской флотилии.

— Вкалываем? — спросил Костя вместо приветствия. Глаза у Кости были такие далекие; сразу становилось ясно: сейчас на тех же скоростях он проплывет мимо.

— А у меня синяя бразильская выпуска тысяча девятьсот тридцать пятого, — начал Костя о какой-то из своих марок и вдруг рванулся вперед: — Дай я!

Когда он подставил свои лапы под Нинкин угол, я понял, что даже мне рядом с ним делать нечего. Костя один отнес здоровенный обломок в машину.

— Малая механизация, — сказал Костя, отряхиваясь, и тут же сообразил, что рано пошабашил.

В общем, мы еще некоторое время работали втроем, а потом к нам подошла пожилая тетенька, поставила на землю кошелки с продуктами и обрадовалась:

— А я думала-думала, когда соберутся, как бельмо в глазу эта куча. Чего только народу мало согнали?

Сказав это, она подхватила свои покупки и быстро, бегом к подъезду. Испугалась, что ли, что и ее «сгонят»? Во всяком случае, я так подумал и посмотрел на Нинку.

Само собой, я вовсе не собирался торжествовать в том случае, если бы ее затея провалилась. Но с другой стороны, быть таким безудержным, как она, я тоже не мог. Я болтался где-то между нею и управдомом и не мог удержаться — усмехнулся.

Нинка заметила эту усмешку. Она тряхнула головой, волосы упали ей на лицо и скрыли от нее меня. Нинка даже губу от досады закусила, потому что никто вроде не торопился, падая и спотыкаясь, бежать к нам на помощь.

Зато когда совсем неожиданно эта тетенька вновь предстала перед нами уже не с кошелками, а с лопатой в руках — какие искры посыпались на меня из Нинкиных глаз! И какие вообще это глаза стали! Я точно определил: в тот момент Нинка готова была расцеловать и тетеньку, и Костю, и меня, и заодно уж шофера. Он как раз только что отклеился от своего газона и стоял, нерешительно улыбаясь, не горел энтузиазмом, но все равно уже было видно: сейчас загорится.

— Товарищ решил откликнуться? — не выдержал я, уколол шофера его же собственными словами.

— Люди ж работают…

Потом к нам подошел еще техник из смены Алексея Михайловича, а потом, когда нас было уже человек восемь, во дворе вдруг появилась Милочка. Она налетела на нас совершенно неожиданно и остолбенела.

— Милка! — сказал я исключающим всякие сомнения голосом. — Или тебя решения бюро не касаются?

Я кивнул через плечо, чтобы она поняла, какие решения. Она поняла.

— Я не знала, — сказала она. — Ну, совсем-совсем ничего не знала…

— Так еще же не вечер. — Я обнадеживающе протянул Милочке лопату.

Само собой, я не рассчитывал, что Милка вырвет ее у меня из рук и, запыхавшись, включится в наши трудовые будни. Но все-таки какая-то маленькая надежда у меня была, и потом, не одна же Нинка имела право на психологические опыты.

Так я стоял с этой лопатой и смотрел на Милочку, а у нее на лице вот такими буквами было написано, до чего некстати ей вся эта кутерьма с мусором.

— Вам еще много осталось? — спросила она наконец с некоторой надеждой в голосе.

— Еще на том дворе куча.

— Тогда я сбегаю тут в одно место и через полчаса — к вам.

— Давай! — сказал я и сделал Милочке ручкой.

Я все-таки много раз поглядывал в ту сторону, откуда могла вынырнуть Милка, а ее все не было. А потом, когда последний грузовик, груженный мусором, выезжал за ворота, чуть ли не из-под его колес выпрыгнул Марик. Марик гнал на нас с такой скоростью, что его даже заносило на поворотах. Лицо у Марика было парное, красное, волосы торчком.

— Опоздал? — крикнул Марик еще издали. — Мне Милка только сказала. Честное слово, я не знал.

— Ничего, — утешил я Марика. — На том дворе еще куча.

Звонкову в тот день мы, само собой, так и не увидели, а на следующий я спросил у нее:

— Ты вчера через другой ход домой вернулась?

Не для себя спросил, для нее. Пусть не думает, что она одна такая умная-преумная.