— Шо ты, старый еврей, против хохлов имеешь? — дородная баба Аня, в косынке, завязанной на лбу, ну вылитая Солоха, грозно стояла, руки в бок, посереди кухни.
По сравнению с ней, Марк Самуилович выглядел маленьким и тщедушным.
— Молчу, Анюта, и ухожу.
Заговорщицки подмигнув, дед из-под полы длинной рубахи показал мне горлышко графина.
Мы перебрались в беседку. Выпили. Закусив яблоком прямо с дерева, хозяин закончил свою мысль:
— Жёлто-синий украинский флаг родился под Полтавой. Теперь говорят, что полосы на нём означают синее небо и жёлтое пшеничное поле. На самом деле это цвета шведского флага. Когда перед Полтавской битвой гетман Мазепа предал Петра Первого и с частью казаков выступил на стороне шведского короля Карла, то, чтобы отличаться от своих товарищей, сохранивших верность русскому царю, перебежчики повязали себе на руки сине-жёлтые повязки, какими их снабдили шведы. Это флаг предательства.
Изорванные и опалённые жёлто-синие знамёна пленные бросали в одну кучу, а оружие — в другую. В их глазах не было никакой удали, только страх и отчаяние. Они сдавались десятками, сотнями. Иногда приводили связанных офицеров или бойцов добровольческих батальонов. Транспорта для отправки пленных в Донецк катастрофически не хватало. Городские власти даже снимали с маршрутов рейсовые автобусы и присылали их на передовую.
Больше всех в моём взводе радовался победе под Иловайском местный ополченец по кличке Маркшейдер.
— Всё, братцы, теперь в воскресенье точно женюсь. Всех приглашаю на свадьбу. Уж погуляем так погуляем.
Бедняга, его убил снайпер в тот же вечер.
Глава 4
Квартирный вопрос в эпоху перемен
От чёрта открестишься, а от москаля не отмолишься.
— Женитьба — дело серьёзное. Ты бы познакомил меня со своей избранницей, с её семьёй, — сказал мне отец по телефону.
— Нет проблем, батон. Прилетай в Киев в начале ноября. Мы с Катей как раз вернёмся из Трускавца. Представлю тебя и ей, и маме. Они очень гостеприимные, будут тебе рады. Хоть развеешься.
Ближе отца на этой планете у меня никого не было. Но, честно, иногда я его не понимал. Он умный, деловой мужик, но как выкинет какую-нибудь хрень, хоть стой, хоть падай. Спрашивается, кому сейчас нужны его либеральные романы? Время изменилось безвозвратно, у общества уже другие потребности давно.
А бизнес? Ведь и дураку было понятно, что вакханалия девяностых рано или поздно закончится! В эпоху глобальной компьютеризации посредники обречены. Заработал деньги на восстановлении разрушенных хозяйственных связей, так вложи их во что-нибудь стоящее, полезное людям. Создай строительную фирму, открой ресторан, магазин, на худой конец! Но у моего папы и тут отмазка:
— Пробовал — не получается. Понимаешь, я — не хозяин, нет во мне этой кулацкой жилки, чтобы упорно, всю жизнь грести под себя, присваивать чужой труд. Когда-то я держал крупную торговую компанию, человек сорок в ней числилось, но, знаешь, денег не было. Я брал кредиты, всем рисковал, а мои подчинённые жили лучше, чем я. И тогда я понял, что не могу руководить людьми. Творческий коллектив, редакция газеты — не в счёт. Хороший редактор должен быть первым среди равных. Это я умею. А народ просто надо держать в ежовых рукавицах.
С матерью тоже непонятно. Почему она уехала, бросила нас, отец мне никогда не говорил.
Она часто ездила на гастроли, и я подолгу оставался вдвоём с отцом. Он работал корреспондентом областной газеты и тоже мотался по командировкам. Тогда у нас ночевал дед, или я отправлялся в его большую судейскую квартиру с высокими потолками на берегу Иртыша. У нас тоже была хорошая квартира в Павлодаре. Три комнаты, на третьем этаже, в самом центре города. Но в типовом доме массовой застройки, и в ней не было того простора и пространства, как у деда. Может быть, потому что он жил один, а нас — трое. Мне всегда нравилось гостить у него, ведь там дозволялось всё. Дед, хоть и строжился, но во мне души не чаял. Его отец, мой прадед, живший по соседству в однокомнатной квартире со старушкой-ровесницей, меня тоже очень любил. Его жена умерла рано, но старик погоревал в меру и скоро нашёл новую бабку. Он не мыслил жизни без женщины рядом и постоянно ругал сына, что тот живёт бобылём.