Самое ограбление прошло гладко. По голове никого не ударили. Ни одного выстрела не последовало. Бомбы с часовым механизмом там не было. Человек всегда готов участвовать в таком, казалось бы верном деле, Майкл. В его глазах загорается блеск, потому что он хочет участвовать в игре с такой крупной ставкой, получится это или нет. Это свинья, которая доставляет неприятности, когда вы просите его стать частью команды. В любом случае, чемодан с деньгами был переложен в мою машину из второй машины для бегства, которую затем парни бросили и пошли на станцию метро Южный Кен. Я отправился в путь, спокойный, как будто только что вернулся из Брайтона и направлялся домой, чтобы солгать жене о том, где я был. Я должен был доставить деньги в дом в Хайгейте для банды «Зеленых Ног». Но Моггерхэнгер дал мне указание доехать до его бунгало, и когда я остановился и дождался красного светофора (я никогда не прощу этому светофору, что в тот конкретный момент он горел красным), я подумал про себя «В машине лежит сто тысяч реальных фунтов, уже проверенных и посчитанных. Слишком хорошо, чтобы отдать его банде «Зеленых Ног» или Моггерхэнгеру. Я оставлю это себе».
Ах, Майкл, жадность! Это проклятие человечества, и особенно твоего покорного слуги. Что это за библейская заповедь? Я уверен, что я один из этих проклятых, так что ничего не говори мне. Это была чистая блядская жадность. Говорю тебе, до того момента я не знал, что такое жадность. Эта идея поразила меня настолько сильно, что я думал, что упаду в обморок, врежусь в другую машину, меня задержат полицейские и отвезут в лес, где закопают, а награбленное поделят в полицейской машине. Но я взял себя в руки. Ослепительный белый свет, вспыхнувший перед моими глазами ЖАДНОСТЬ, ЖАДНОСТЬ, ЖАДНОСТЬ, вернул мне равновесие. Это ощущение очень хорошо описано в одном из романов Гилберта Блэскина, если я помню. Это было на первой странице, и я так и не продвинулся дальше. Но я вспотел и дрожал, как и должно было быть. В мгновение ока мне захотелось всего. Ты меня понимаешь, Майкл? Мне нужна была яхта, скоростной катер с шестью спальными местами, и я в роли капитана Кодсписа, мчавшегося через Ла-Манш, чтобы иметь тройную койку с голыми бабами в Шербуре. Ах, какие мечты! Такие, как ты, не представляют и половины.
Тут какой-то ублюдок позади меня в синем минивэне с гербом на боку посигналил, чтобы сообщить мне, что красный сменился на зеленый и я улетел, движимый только старой доброй жадностью. Жадный, но бесстыдный — вот я.
— Материальный мир так скучен, — сказал я.
Билл Строу подмигнул.
— Может быть. Но в этом мире потрясающие истории и кучи денег. Мне этого никогда не простят, сказал я себе, покидая светофор. Я был уверен и знал, что ни банда «Зеленых Ног», ни лорд Моггерхэнгер не уступят ни фартинга. Ты, Майкл, просто никогда не делал подобных вещей. После этой моей отчаянной поездки у меня два смертельных врага, две самые жестокие банды в Лондоне, а значит, и в мире. Они убьют даже ленточного червя, когда тот попытается убежать от них по тротуару, бедняжка и невинная тварь. Честно говоря, я не понимаю, как мне теперь выжить.
— Я тоже, — сказал я.
К счастью или к несчастью, как я теперь думаю, паспорт был у меня при себе, когда я ехал со светофора в сторону Слоан-сквер. Это потому, что я взял за правило никогда не выходить без него на улицу, даже не переходить улицу в халате, чтобы попасть в «Ивнинг стандарт». Я слишком стар, чтобы попасться на что-то подобное.
Я задавался вопросом, как я выживу после того, как меня видели разговаривающим с этим тупоголовым и тщеславным сумасшедшим.
— Хватит хвастаться. Скажи мне, что произошло.
Он рассмеялся, и тон истерии сменился тоном самодовольства.
— Ты должен признать, что это был смелый поступок, или он был бы таковым, если бы не был таким безрассудным. Дерзкий и оригинальный, как я теперь об этом думаю. А вот теперь мне не нравится быть мертвецом, вот и все.