Даже доктору Андерсону, психологу-демону, было бы трудно найти причину того, почему некоторые люди рождаются с враждебностью по отношению к нашим четырехлапым друзьям. Возможно, у того, кто ненавидит собак, в молодости была особенно тяжелая жизнь, что, конечно, относится и к Биллу. Такие типы ненавидят собак, потому что считают их ниже людей и не понимают, почему им следует проводить время лучше и беззаботнее, чем они. Другие люди, которые не любят собак, вполне могут быть психически неуравновешенными или страдать каким-либо физическим недугом, который делает их вспыльчивыми и нетерпимыми. В любом случае я не думаю, что они могут терпеть скулящих, заискивающих вредителей, гадящих на улицах.
Не то чтобы Билл отреагировал бурно, когда собака запуталась в его ногах и выпустила несколько брызг янтарной мочи на его брюки. У него были свои проблемы, и он хотел продолжить путь без суеты. Но он ткнул ее довольно осторожно, как мне, догнавшему его к этому времени показалось, концом моего зонтика.
Результат был, мягко говоря, экстраординарным. Черная собака, среднего размера и неопределенной породы, несомненно, нежное и привлекательное существо, насколько это возможно для собак, пискнула, перекатилась на спину, вздрогнула брюхом, затрясла всеми лапами и завыла.
Билл перешагнул через нее и я тоже. Никто из нас не осознавал всей серьезности произошедшего. Мужчина наклонился, чтобы посмотреть, что беспокоит его питомца, ни на секунду не связывая его странное состояние с, казалось бы, легким толчком, нанесенным Биллом. Он, возможно, этого даже не заметил. Мы ускорились под крики мужчины, который вопил, что у его собаки припадок. Возможно, она была уже мертва. Вот так, быстро. Возможно, все было не так плохо, как он думал, хотя что-то определенно пошло не так.
Убегать от неприятностей казалось недостойным, и я подумал, что это возможность реализовать свою идею стать более честным и ответственным.
— Давай вернемся и посмотрим, что случилось.
Он схватил меня за руку, и тон берсерка в его голосе приобрел качество, которое я ненавидел, но которое моя кровь не могла игнорировать:
— Беги! Ради Бога, беги!
Мы двинулись по дороге, радуясь, что вокруг так много людей. Они всегда появлялись на улице, когда дождь прекращался.
— Где ты взял этот зонтик, говоришь? — задыхаясь, спросил он.
— Я говорил тебе. Я нашел его.
— Должно быть, он отравлен.
Мы промчались через Кембридж-Серкус, а затем повернули обратно в сторону Лонг-Акра.
— Я не знал. Но не выбрасывай его. Он может пригодиться. И держи его подальше от меня. У меня уже болят лодыжки, мы бежим так быстро.
Стены в «Собачьей шерсти», как в тетушкиной гостиная, были зачесаны ворсом вверх, а не вниз. Флокированные обои были темно-малинового цвета и пахли ямайским ромом. Из-под псевдоаксминстерского ковра виднелся уголок пачки презервативов. Я оглядел стены, посмотрел на пластиковые позолоченные светильники в поисках следов самого презерватива. Там была фотография ребенка в рамке с большими слезами на глазах, из тех, за которыми должен быть микрофон.
— Почему мы пришли сюда? Разве это не один из клубов Моггерхэнгера?
Он выглядел так, как будто вопрос был ненужным.
— Что-то мне в тебе не нравится, — сказал он, — а кое-что в тебе я просто ненавижу, если ты простишь мою резкость. Это то, что ты такой простой, что можно назвать более грубыми словами. Это даже не значит, что ты пытаешься что-то скрыть. В сокрытии есть достоинство, когда это необходимо, и даже когда это не так, при условии, что вы знаете, что делаете. Но показывать себя простым, когда ты действительно прост, непростительно. Первым признаком того, что вы оставите это позади, будет осознание того, что вы просты, и, стыдясь этого, научитесь держать свою коробку с супом закрытой.
Он наклонился вперед и взял меня за руку.
— Сделай мне одолжение и начни, будь хорошим парнем. Тогда мы могли бы не только куда-то попасть, но и достичь того, куда направляемся, целыми и невредимыми. Ты меня понимаешь?
Теперь я без сомнения знал, что история, которую он сочинил, была такой же ложной и фантастической, как и он сам. За его коварством скрывалось просто огромное пустое море, в котором я вполне мог утонуть без следа. Он работал на кого-то, либо на Моггерхэнгера, либо на банду «Зеленых Ног», либо на обоих, и его попросили завербовать меня для какого-то проекта, который требовал навыков, опыта (или, возможно, только простоты), которыми я должен был обладать. Мне это совсем не нравилось, хотя бы потому, что плата за такую работу была бы недостаточной. Тем не менее, я прошел испытание на верность и, стремясь доказать, что я далеко не так прост, как выглядел, использовал любопытство, а не лояльность, чтобы остаться и выяснить, в чем дело.