— В Голландию?
— Всего на неделю или две. Потом я вернусь. Но пока меня нет, я хочу, чтобы вы присмотрели за этим местом. Также следите за Дисмалом. Вы можете сделать это для меня?
Он сомневался.
— Вы будете не один. Билл и Мария вернутся в двенадцать. Вы можете жить вместе столько, сколько захотите. С Дисмалом вас будет четверо. Скоро будет пятеро, потому что Мария беременна. Когда я вернусь, нас будет шесть. Если к нам приедет некая мисс Мэлэм, счастливчиков будет семеро. Моя мама станет восьмой, если заглянет сюда. У нее может быть девушка, так что пусть уж будет девять. Или парень, или Гилберт Блэскин. Если будет тесно, я могу открыть билетную кассу и отремонтировать сигнальную будку. Это место имеет обширные возможности. Это жилище мне по сердцу, поэтому я знаю, что вы позаботитесь о нем.
— Со мной будет в безопасности. А с вами все в порядке?
— Никогда не чувствовал себя лучше.
Он заварил кофе, и мы съели булочки, которые он купил в деревне, пока я был у телефонной будки. Я протянул ему еще одну пачку банкнот из стопки Моггерхэнгера.
— Вот деньги на еду. Мне бы не хотелось, чтобы вы здесь голодали.
Клегг подготовил «форд». После еды Дисмал опьянел и был счастлив следующие несколько минут, так что наше расставание показалось ему менее трагичным, чем могло бы быть. Мое оружие и вещи в «роллс-ройсе» отправились в свое обычное тайное место в доме. Затем я приклеил ключ туда, где его могли найти ребята Моггерхэнгера. Я упаковал в портфель деньги, паспорт и водительские права, а также пухлый конверт Мэтью Копписа и письмо Фрэнсис Мэлэм. Клегг положил два чемодана с моей лучшей одеждой на заднее сиденье «форда». Дисмал крутился вокруг, потерянный от такой деятельности, и мне было жаль, что я не могу взять его с собой. Я побежал в «роллс-ройс» за зонтиком, без которого, казалось, невозможно было поехать за границу, даже в Голландию. Поскольку он так легко ушел со мной, он стал частью моего дорожного снаряжения. В любом случае, под зонтиком я выглядел наполовину эксцентричным и, следовательно, респектабельным.
— Я не ощущал себя прежним а теперь снова начал чувствовать себя, потому, возможно, что все, в том числе и я, изменилось, — сказал я Клеггу.
— Вы изменились? Я поверю в это, когда увижу это. На мой взгляд, вы неизменны — или лучше сказать, неисправимы?
Возможно, он был прав. Ощущение свободы и приключений возвращалось. Я уезжал и не знал куда, что было единственным удовлетворительным условием для поездки за границу. Я возьму один билет без даты возвращения и не буду навещать Бриджит, потому что не хочу нарушать ее новообретенную идиллию, так же как не хотел бы, чтобы она испортила мою, если бы она вернулась в Верхний Мэйхем, чтобы посмотреть, сгорел ли он или нет.
— Следите за собой.
Мы обнялись.
— Хороших праздников.
— Просто дайте мне две недели, — сказал я ему. — Через неделю почитайте газеты. Что-то начнет происходить. В половине одиннадцатого выводите Дисмала на прогулку и прогуливайте его пару часов. Тогда с вами все будет в порядке.
— Я сделаю это. А что до тебя — не попадай в беду.
— Я постараюсь этого не делать, — сказал я. — Но жизнь продолжается.
— Обычно так и бывает.
Без пяти минут десять я поцеловал Дисмала в нос и вывел машину на дорогу.
Глава 29
Я выехал на А45 в сторону Бери-Сент-Эдмундса. В какой-то момент я почувствовал желание вернуться в Верхний Мэйхем, что бы ни случилось, без хвастовства и блуда. Меня больше не привлекали приключения, которые могли ждать впереди. Мои мысли были больше о взлетах и падениях, чем о дороге, и мне даже было скучно водить машину. Хотел ли я вообще жить? Меня либо уже не было в числе существующих, либо я получил дозу контузии. Я позволил машине ползти на тридцати.
На окне фургона «тойота» была наклейка с надписью «Дарвин был прав». Может, и так, но, неосознанно прибавив скорость, я обогнал Mini с четырьмя седыми старичками внутри. Я видел, как мои руки тряслись на руле. Возможно, я разозлился, потому что мне казалось, что я разобрался с Моггерхэнгером. Оппозиция выдохлась, и бороться уже было не с чем.
Прекратить принимать желаемое за действительное. Взять себя в руки. Я обманывал себя, что всегда было первым признаком падения мошенника. Чтобы избежать ловушки, я сказал себе, что неизвестное впереди было более неизвестным, чем любое неизвестное когда-либо прежде, даже более неизвестное, чем тюрьма, которая, учитывая мой характер, должна была бы показаться мне менее неизвестной, чем многие места в этом широком мире.
Я нажал ногу на акселератор, иначе мое расписание летело вдребезги. Если я опоздаю на утренний паром из Харвича, мне придется торчать здесь, а это может быть опасно. Я сказал Моггерхэнгеру, что уеду из Харвича, зная, что он мне не поверит и в этом случае не пошлет ребят на правый крюк из Лондона, чтобы помешать мне сесть на пароход. Его манера разговаривать по телефону меня не обманула. Он бы поймал меня, если бы мог. Возможно, какая-то машина проводила разведку окрестностей Дувра в надежде меня обнаружить.