Так выпьем же за молодчину Нокса.
Для Маклина это прозвучало бы кощунством. Земляк Нокса — какая странная аллегория возможностей добра и зла.
Тем временем Бридон добрался до места встречи — хорошо известной ему поляны в лесу недалеко от берега, откуда днем было видно пришвартованную прямо напротив лодку № 1. Проложив себе довольно глубокое русло в глине, к реке тянулся небольшой ручеек; с краю стояла шаткая, перекошенная изгородь, разделявшая два участка. Бридон на секунду включил фонарь и быстро достал то, что принес. До встречи оставалось около четверти часа, а ему предстояло кое-что сделать. Некоторое время сыщик прислушивался, словно пытаясь убедиться, что Летеби еще не пришел. Затем, склонившись над водой в нескольких ярдах от изгороди, он начал водить рукояткой трости в бурлящей Дауни. Пару раз он вынимал трость и разочарованно смотрел на нее. Сильное течение мешало держать ее вертикально. А, вот так-то лучше! Бридону удалось подцепить прочную веревку, которая либо была к чему-то привязана, либо ее оттягивал груз. Хотя скорее всего, один конец был привязан к ветке или корню дерева в нескольких футах под водой у самого берега, а другой прикреплен к грузу — канат тянулся к середине реки. Бридон дернул, и дальний конец подался; сыщик вытягивал его из воды ярд за ярдом, и наконец по песку зашуршал небольшой парусиновый мешочек, крепко привязанный к веревке; с него капала вода. Да, так хорошо. Может, и необязательно, но придает дополнительный налет правдоподобия встрече, слишком уж отдающей пафосом. Бридон еще стоял, нагнувшись над парусиновым мешочком, когда его вместе с этим мешочком вдруг залил свет. Он поднял глаза и прищурился на луч мощного электрического фонаря, бивший на него сверху, примерно от изгороди, от которой он недавно отошел. Фонарь, конечно, находился в руках человека, скорее всего, на уровне груди, но даже очертания фигуры было не разобрать. Из-за внезапности, молчания, которое хранил вновь прибывший, Бридон на секунду растерялся. Затем включил собственный фонарь, который еще держал в руке, и смутно, но все-таки разглядел над снопом направленного на него света лицо Хендерсона.
— Все бросай и руки вверх, живо, — были единственные слова Копателя, пристально смотревшего на странного согбенного человека.
Бридону показалось, Хендерсон несколько озадачен, хотя трудно было сказать — из-за маскарада или парусинового мешка. Сыщик засунул фонарь в карман — он заметил в правой руке собеседника револьвер, а на лице крайне неприятное выражение. Того словно загнали в угол, при малейшей неожиданности он готов был стрелять. Однако по каким-то затейливым психологическим законам страх еще не овладел рассудком сыщика; руки машинально отпустили фонарь и поднялись вверх; сознание затопила смесь ошеломления и стыда. Как-то так получилось, что он позорно все запорол. Но еще непереносимее провала были приведшие к нему неверные умозаключения. Почему Хендерсон жив? Кто погиб в гараже? Неужели послание, адресованное Летеби, которое тот должен был найти пару часов назад, попало в руки Хендерсона? Если так, то каким образом? Они заодно? Или Хендерсон перехватывает всю корреспонденцию Летеби? Где он пропадал все это время? Как ему удалось так глубоко залечь на дно? И так некстати выскочить? Прямо как черт из табакерки.
Как только Хендерсон вспомнил, что у него имеется голос, и принялся излагать положение дел, мысль о том, что они с Летеби заодно, немедленно была отброшена за ненадобностью. Речь получилась длинная, довольно беглая, хотя ее трудно было назвать вершиной ораторского искусства, если последнее заключается в том, чтобы избегать постоянного повторения одного и того же слова. Выражением, произносимым в монологе с особенной эмфазой, было «облапошить»; все остальные вы едва ли решились бы передать в руки впечатлительного наборщика. Смачная филиппика позволяла сделать следующие выводы: первое, Хендерсон исходил из того, что в костюм шофера нарядился Летеби; второе, он полагал, что послание, назначившее встречу, писал тот же Летеби; третье, он считал — довольно логично, — что Летеби удрал с кладом; четвертое, он истолковал слово «пополам» как предложение ему, Хендерсону, получить долю, взамен сняв с Летеби висевшие на том подозрения; пятое, он не расположен это предложение принимать; шестое, он, в свою очередь — в порядке усовершенствования плана — склоняется к мысли привязать псевдо-Летеби к дереву и заткнуть ему рот кляпом, пока сам он уберется восвояси с пожитками, какие только унесет. Однако, как у многих неопытных авторов, синтаксические конструкции Хендерсона страдали тем, что прилагательные никак не дружили с существительными и формулировки достаточно простых тезисов требовали нестерпимого количества лексем.