Останавливается перед началом солнечного света, что падает на уличную тропу, и понимает — на голове нет шляпы, которую тот забыл ещё во взорванном здании. Ярость вскипает в сердце настолько, что не хочется даже курить. Сосуды наливаются эмоциями. Проблемы захватывают мысли, и зрение туманится. Из-за неадекватности происходящего в жизни он видит тени, уходящие меж домов. Его внимание перехватывает зверёк, который рыщет в поисках съедобных свежих помоев, которые ещё не успели сожрать другие грызуны.
Наставляет дуло на крысу, пискающую около проросшего неизвестного сорняка. Курок взведён. Настало его полное одиночество, как он и хотел многие годы. Однако теперь, когда оно настало, хочется понимать, что ему хватит сил, чтобы справиться с тяжелыми днями. Стрелок давит в себе ярость, из-за чего мышцы лица иногда вздрагивают. Смотря на то, как невинное существо бродит и пытается найти питательные вещества, убийца успокаивается, понимая, что ещё одно беспорочное не изменит ситуацию. Желая как можно скорее избавиться от нависшего на него рока, он думает о следующем шаге.
Убирает револьвер в кобуру. Развернувшись, отправляется в противоположную сторону от насыщенной вапором улицы, стараясь не обращать внимание на и без того почти мёртвое тело. Горькие тучи сгущаются, все призраки танцуют вокруг. "Невинные погибают", — успокаивает себя.
Словно вновь приглушенный болезнью, идёт и то зажмуривается, то ударяется о высокие стены домов, медленными движениями отправляясь в бредовое состояние. В руке рефлекторно оказывается Семисотый. Взводит курок, чувствуя опасность. Идя дальше, орудие прячет под курткой, чтобы не поймать случайный взгляд. Останавливается, облокачивается на стену спиной и оглядывается, хлопая глазами. Раненый находится далеко от людей, от оживленных улиц, которые прячутся за парой зданий. Никого нет, только старые грязные улицы, где остались разные объедки и мусор, гниющий и развивающий новую флору в промёрзшем до костей городе. Никого это не волнует, ведь окна на тёмные улицы не выходят. В таких местах можно увидеть только давно заброшенные склады и сараи. Хранятся в них всякие инструменты, которые любят коллекционировать люди и пришедшие в ненадобность разные вещи, которые точно понадобятся, по мнению многих, в будущем. Бывает, они лежат совершенно недавно купленные, только бандиты всё бесконтрольно разворовывают.
Карвер поднимает пустые глаза в сторону, откуда пришел. Длинная дорога, оставшаяся позади, заворачивается в спираль по мере наклонности головы Стрелка, падающего от усталости. Стены, с нависшим на ней зелёным паразитом, словно пульсируют в видениях Майнбласта. Ядовитый цвет шепчет своим змеиным шипением, словно пытаясь пригласить куда-то, манит своей необъятной энергией солуса. Закрыв глаза, в уши проникает странный звук, похожий на журчание ручья, и тот кажется таким тёплым, спокойным и релаксирующим, если бы не одно "но". Он смешивается с шумом ветра и при этом становится всё громче и агрессивнее, превращаясь в бурю. Дуновения бездны, будто Скорбящая Мать пришла в ярость, заставляет вояку бросить пистолет и закрыть уши. Сдавливая их, он наклоняется, кряхтя и топя в себе другие чувства. Мозги словно вибрируют, из-за чего тяжело справиться с упавшим на него недугом. Тьма опускается и пронизывает вены иглами бездонной ночи.
— Карвер! — отчётливый шёпот ощущается среди всех шумов. Стрелок мотает головой, стараясь привести себя в чувство, подбирает и прислоняет холодный ствол к голове, стараясь освежить голову не только сталью, но и осознанием, что находится под защитой.
— Кто ты? Как ты смеешь мной управлять? — неспокойно ворчит. Страшнейший шум разрывает его нервы. Напряжение тела на пределе, внутри вскипает кровь, а органы, кажется, двигаются внутри, сращиваясь или наоборот разрываясь. Из уст вырывается незнакомый для Карвера крик, не похожий на человеческий, и ужасы бездны отступают. Падает на колени, свободной рукой хватается за живот и тошнит кровавыми ошмётками, перемешанными с осколками, которые вонзились в него во время взрыва. Не имея возможности стоять, бессознательно и медленно ложится на землю, не видя перед собой ничего, кроме утопающего света. И только тьма обнимает манящими дланями, напевая колыбельную ночи.