Когда я с трудом, но все-таки освобождаюсь, Тимур тихо ругается.
— Почему? Что не так? — зло спрашивает.
Поправляю футболку и отхожу к окну.
— Я не понимаю. Что не так? Чего ты хочешь, Лер?
— Не знаю…
Закусываю губу.
Полгода молодцом держалась.
Просто реально в один момент поняла, что я не буду драматизировать эту жизнь. Пожалуй, такому нужному качеству меня научила мама.
Вот уж кто совершенно точно не «Драма Куин», так это моя Агриппина. Если есть в жизни сложности, мама обычно решает их как заправский лесоруб. Орудуя топором или, на крайний случай, крестовой отверткой.
Закусываю губу, понимая, что в голове у меня манная каша с комочками.
А ещё безбожно хочется плакать.
— Мне плохо без тебя, — практически по слогам произносит Тимур, снова обнимая меня сзади. — Если тебе без меня хорошо — скажи. Я пойму и больше никогда не подойду.
Прикрываю глаза.
— Мне. Без тебя. Хорошо, — произношу сквозь слезы.
Его тело напрягается.
— Звучит как-то неубедительно…
— Мне. Без тебя. Хорошо, — еще раз выплевываю со злостью.
— Тогда почему ты плачешь?
— В глаз что-то попало.
— Это щепка с твоего длинного носа откололась.
— У меня нормальный нос, — смеюсь.
— Когда ты не обманываешь меня, да…
Разговор переходит в стадию «флирта со смешинкой», поэтому я вмиг становлюсь серьезной. Нельзя позволить ему снова увлечь меня в отношения без обязательств. Не хочу больше переживаний.
— Тимур, — вздыхаю, ладонями разбирая лабиринт из его рук у меня под грудью. — Пожалуйста. У меня, правда, все хорошо.
— Блядь, — хрипит он над ухом.
Обернувшись, молча наблюдаю, как Бойцов стремительно уходит. В душе будто колокольчик тревожно звенит.
Пусть уходит…
Или нет?
У него ведь тоже есть гордость. Полгода я чувствовала на себе задумчивые взгляды, переписывалась с ним от имени Сюзи и как-то существовала. Может, сейчас можно сделать шаг… Главное, чтобы он был не в пропасть.
— Ты выкинул ту фотографию? — поспешно спрашиваю.
Высокая фигура замирает. Плечи будто шире становятся, грудная клетка тяжело вздымается. Почему-то только сейчас замечаю, что за эти полгода он похудел. Под глазами залегли темные тени.
Развернувшись, Тимур деловито складывает руки на груди и спокойно спрашивает:
— Какую фотографию, Лер?
— Ну… Аленину. Своей бывшей жены. Фотография, которую ты хранил в машине…
Тимур морщится, будто бы вспоминая.
— Конечно, — отвечает твердо. — Выкинул.
Облизнув пересохшие губы, зеркалю его закрытую позу.
— А рубашки? — с претензией спрашиваю.
— Какие рубашки?
— Кто тебе гладит?
Тимур почесывает пальцем подбородок и смотрит на меня, как ненормальный.
— Странный вопрос, Лер.
— А почему раньше они были мятыми? — интересуюсь, выдавая себя с потрохами. Следила ведь за ним эти полгода. Как одевается, что ест, куда уходит.
Тимур тоже чувствует слабинку и вальяжно расставляет руки на поясе, окидывая меня заинтересованным взглядом.
— А тебе можно доверять? — с иронией спрашивает, приподнимает брови.
— Зависит от твоего ответа, — бурчу.
— Это как?..
— Если тебе какая-нибудь девица рубашки гладит, я бы не советовала.
Бойцов улыбается широко, а я снова отворачиваюсь к окну. Просто не выдерживаю сбивающей с ног волны мужской энергии. Хочется запрыгнуть ему на шею и поцеловать так, как я мечтала это сделать все шесть месяцев.
Прислонившись к стеклу лбом, ругаю себя. Зачем я это делаю? Флиртую с ним…
— Давай поговорим, Лер, — просит Тимур, снова оказываясь за спиной.
— Давай, — на этот раз соглашаюсь. — Только не прикасайся ко мне, пожалуйста, а то я не смогу… соображать.
Тимур не смеется надо мной и не шутит. Спокойно выдвигает себе стул.
— Скажи, что тебя беспокоит? — спрашивает, когда я усаживаюсь на кровать.
Смотрим друг на друга расстоянии не больше метра.
— Ты сказал, что я могу рассчитывать только на несерьезные отношения.
— Я так не говорил, — возражает майор. — Я сказал, что не создан для семейной жизни.
— Это одно и то же.
— Нет. Это разные вещи. И причины у меня были.
— Какие же? — раздраженно закатываю глаза. — Погулять тебе хотелось?
— Нет, — мотает он головой. — Однажды я уже женился, совершенно не думая о будущем. А потом оказалось, что обеспечить достойную жизнь своей семье я не в состоянии.
— О чем ты? Деньги?
— В том числе, — кивает. — Да хотя бы о доме. Семья должна где-то жить и заработать на дом — мужская обязанность. Когда по молодости мозги затмевает вся эта ментовская романтика о насущном совершенно не думаешь.