— Что это за конфеты такие? — вдруг становлюсь серьезной.
— Нонна Леонидовна мучилась, бедняжка, всю беременность с токсикозом. Только этим и спасалась.
— Ой, а можно одну? Вы пока не говорите мужу, но я и вправду беременна, — тихонько обманываю.
Лиза заговорщицки мне подмигивает, снова плотоядно осматривает Бойцова, чем дико меня раздражает, а потом несется из зала. Странная она, но вроде не со злости такая. Просто немного «крэйзи».
— Не рано ли вам, девочка, потомство-то, — заботливо интересуется Марианна Никитична. — У нас, у латышей старая поговорка есть. «Бедные имеют много детей, а богатые — коров». Надеюсь, муж твой хорошо зарабатывает?
— Алексей, да. Он вообще надежный, — с любовью выговариваю и нахмуриваюсь. — А почему у латышей?
— Моя девичья фамилия Калныньш, в общем-то, как и у Аниты, мамы Риммы Харисовны. Но все мы давно живем в России и редко об этом вспоминаем.
— Да? — задумываюсь. — Очень интересно. Я отойду ненадолго.
Извинившись перед женщиной и, взглянув на широкую спину Бойцова, увлеченно разговаривающего с Кимом, отправляюсь в уборную.
Подпрыгиваю от нетерпения.
— Татьяна, — зовет Лиза, догоняя на выходе. — Вот, держите.
— Ух ты, барбарисовые, — улыбаюсь победно, сжимая в руке леденцы. — Спасибо вам большое!
Значит, тогда в лесу была Нонна! И судя по тому, что Арсений тоже видел, как мы с Тимуром целовались, они были вместе.
— Миша, привет, — сжимаю нервно телефон.
— О-о-о, как медовый месяц, оперки? — издевается Кологривый.
— Если скажу, ты обзавидуешься.
— Вот еще, — обижается.
— Я по делу. Можешь мне кое-что посмотреть в материалах? Я отправлю запрос сообщением.
— Конечно, гляну. Для того тут и сижу, чтобы вас, дураков, страховать.
— Ну, спасибо, Миш. Я думала, чтобы подарок сыну сделать, — смеюсь. — А что-то известно о незаконнорожденных детях Хариса? Тимур вчера запрашивал.
Миша долго пытается найти информацию, но в итоге называет фамилию не признанных Риммой Харисовной братьев.
— Так я и думала, — бью себя по лбу. — Дура!..
Во всем я виновата. Из-за неопытности не восприняла всерьез важную зацепку. А потом так переживала, что и вовсе забыла про слова Марианны Никитичны.
— Кстати, с телефона Нонны есть звонки на один и тот же номер. Коллегам передали, они вроде как биллинги пробили, должны взять парня.
— Отлично.
Поговорив с Мишей, в сообщении прошу его отправить мне копию листа последней оценки диадемы из журнала музейных экспонатов, дожидаюсь, пока не придет ответ, и только тогда снова отправляюсь в зал.
— Где ты ходишь? — спрашивает Тимур, приобнимая за талию.
Не отказываю себе в удовольствии незаметно потереться щекой о мужскую грудь.
Наше примирение прошло как-то… быстро, что ли. Я пока не успела привыкнуть. А еще ведь есть переписка на сайте знакомств.
И как начать об этом разговор? Я не знаю.
Словно чувствуя, Тимур проницательно интересуется:
— Ты какая-то притихшая. Сказать что-то хочешь?
— Нет, — пугаюсь. — У меня есть одна идея. Надо срочно попасть к Римме Харисовне.
Подмигиваю игриво.
— Сегодня?
— Думаю, завтра нас все равно к ней не пустят, найдут причину. Надо сейчас, Тимур. Я хочу у нее кое о чем спросить.
— Она не разговаривает… А хотя, о чем я, ты и мертвого заставишь говорить, женщина, — ворчит он, хватая меня за руку.
Неловко улыбаюсь всем присутствующим и перебираю ногами за ним. Довольно быстро мы доходим до лестницы на нулевой этаж. Озираясь, спускаемся.
— Как думаешь, ее не охраняют? — шепотом спрашиваю.
— Думаю, нет. Зачем? Она ведь никуда не уйдет сама.
Узкий коридор заканчивается дубовой дверью, подобной той, что я видела во сне. Отгоняю неприятные воспоминания, сжимая покрепче руку Тимура. Он в ответ сдавливает мои пальцы. Приоткрыв дверь, заглядывает первый и обернувшись, указывает, что можно заходить.
В комнате, нетронутой беспощадным апгрейдом Нонны, тихо и очень холодно.
Заметив на кровати силуэт человека, прикрытый одеялом, иду к нему.
— Здравствуйте, — громко произношу, и пожилая женщина резко открывает веки.
Внимательно осматривает меня, а затем Тимура за моей спиной и безразлично захлопывает глаза. Словно этот мир и мы ей абсолютно понятны.
— Вы нас помните?
Римма Харисовна трудно сглатывает слюну, и её веки тяжело опускаются.
Оглянувшись на Тимура, киваю ему. Мол, видел? Он с интересом осматривает комнату. Комод, старинный, покрытый лаком буфет и кресла, обшитые шелковой тканью.