Машина проехала дальше и, завернув за угол, остановилась.
Словно из-под земли, около нас вырос Дроздов. Он наклонился к Гончарову и тихо стал что-то говорить. Очевидно, докладывал обстановку. Гончаров одобрительно кивнул головой и вышел из машины. За ним последовал я.
Было около семи часов вечера.
Стояли самые длинные дни. Солнце еще не зашло, но тучи закрыли его, и стало сумеречно.
Переулок был не из оживленных. Прохожие почти не попадались. Гончаров медленно направился к дому Фагурновой.
При всем старании нельзя было заметить каких-либо приготовлений к операции. Ни суеты, ни людей. Мы неторопливо вошли во двор. На скамейке возле палисадника молоденькая девушка в светлом летнем платье и белой пикейной панаме с увлечением читала книгу.
— Она не помешает вам? — шепотом спросил я у Гончарова.
— Кто? — спросил он, с недоумением взглянув на меня.
— Эта девица.
— Какая девица? — улыбнулся Гончаров. — Это же Коваленко!
Коваленко невозможно было узнать — так изменили ее наружность платье и панамка. На нас она не обратила никакого внимания.
Дроздов ушел, но вскоре вернулся и сказал Гончарову:
— Федор Георгиевич! В доме подозрительная тишина. Кто-то есть, но кто именно, установить не удалось.
— Люди на местах?
— Да, окна, кухонная дверь и чердак — все под наблюдением.
Я внимательно осмотрел дом, но не заметил нигде ни одной человеческой фигуры.
— Что ж, пойдем… Мимо садика, прямо к парадной двери, так, кажется? — Не дожидаясь ответа, Гончаров прошел вперед.
— Разрешите, Федор Георгиевич! — Дроздов понимал, какая им грозит опасность, и хотел первым встретить ее.
— Прошу подчиняться. Следуйте за мной. А вы, — обратился он ко мне, — посидите с Коваленко.
Они направились к крыльцу дома. Я сказал «хорошо» и… пошел за ними.
Приятно было смотреть на этот чистенький, маленький домик, окнами выходящий в сад. Нигде ни соринки, ни лишней травы.
Гончаров позвонил. Дверь долго не открывали. Мы молча, напряженно ждали. Наконец послышались чьи-то тихие, осторожные, словно крадущиеся шаги, потом металлический звук сброшенного с петли засова. Дроздов неожиданно рванулся вперед и закрыл собой Гончарова. В то же мгновение дверь отворилась. Перед нами стояла чистенько одетая, маленькая, худенькая старушка с густой сетью морщин на лице и гладко зачесанными седыми волосами.
— Здравствуйте! — вежливо сказал Гончаров, отстранив Дроздова и бросив на него недовольный взгляд. — Мы к гражданке Марчевской.
— Что вы говорите? — спросила старушка, знаками показывая, что плохо слышит.
— Можно видеть Валю Марчевскую? — громко переспросил Гончаров.
— А ее дома нет.
— Когда она ушла?
— Да она, кажется, и не ночевала дома. Вот ее комната. — Старушка указала на одностворчатую дверь.
Гончаров вошел в коридор и слегка подергал дверь. Она была заперта.
— Больше никого у вас в квартире нет?
— Никого, — удивленно ответила старушка.
— Можно посмотреть комнату Марчевской из садика? Ведь ее окно выходит в сад? — спросил Гончаров.
— Конечно, можно. Да только вряд ли вы что-нибудь увидите.
Старушка даже не поинтересовалась, кто мы такие, откуда… По пути в палисадник она успела рассказать, что дом и садик принадлежат ей, что она получает пенсию и живет здесь всю свою жизнь, вот уже семьдесят два года, а одну комнату занимает Валя, ее дальняя родственница.
Мы сошли с крыльца, и старушка открыла маленькую зеленую калитку, ведущую в миниатюрный сад, но не успели мы сделать и нескольких шагов, как Гончаров, шедший впереди, резко остановил нас.
Ничего не понимая, я с удивлением взглянул на майора. Он пристально смотрел на дорожку, лицо его стало мрачным. Таким я не видел его еще ни разу. Он подозвал Дроздова и сказал:
— Следы! Срочно слепки! Подготовьте материал! Дело осложняется. — Дроздов бегом отправился исполнять приказание. — Не подходите! — крикнул майор, видя, что я сделал движение по направлению к нему. — Если уж вам хочется посмотреть, сойдите с дорожки, вот сюда, на цветник. Хозяйка простит нас, но на дорожку не переходите, не затопчите чужих следов и не оставьте ваших.
Я перешел на газон и, внимательно всмотревшись, тоже увидел следы ног человека, разорванной цепочкой протянувшиеся по мягкой глине. Это были мужские следы, и вели они к окну Марчевской, теряясь в мутной луже, не просохшей еще после ночного дождя.