— Да… Кепка вроде как мелькнула и упала на мостовую…
— По ходу машины вы стояли с левой или с правой стороны?
— Дайте сообразить… Да, машина шла от улицы Карла Маркса, — Кедрова помогала рукой объяснить направление, — а я стояла напротив школы, значит, с правой стороны… С правой! — твердо заключила она и наклонилась к ребенку, морщившему во сне тонкие бровки.
Дальнейшие показания Кедровой не представляли интереса.
— Большое вам спасибо! — сказал, вставая, Гончаров.
Мы тоже поднялись со своих мест.
— Извините, что побеспокоили.
— Пожалуйста, — смутилась Кедрова. — Только что же я сделала? Кепку подобрала да принесла…
— Это для нас очень важно! Вы нам помогли. Большое спасибо!
Кедрова ушла. С минуту мы стояли, не говоря ни слова.
Первым нарушил молчание Гончаров:
— Молодец!.. И ребенок маленький, и, наверное, весь дом на руках, а пришла. Ну, ладно! Возьмемся за работу. Значит, Савушкин у тетки в Клину не был. Так, так… Товарищ капитан, попросите сюда Савушкина, надо его допросить. Скажу по совести, кое-какие детали мне еще не ясны.
Глава III
Допрос
Савушкин был слегка сутулый, с бледным, небритым, ничем не примечательным лицом. Такие лица обычно не запоминаются. Чувствовалось, что он испуган и насторожен. У него был вид человека, страдающего головной болью и не выспавшегося.
Савушкину предложили сесть. Он тяжело опустился на стул, обвел нас слегка припухшими глазами и почему-то шепотом попросил дать ему покурить. Гончаров протянул портсигар. Поблагодарив, Савушкин взял папиросу и закурил. Однако после первой же затяжки поморщился и погасил папиросу.
Дроздов достал из стола пачку бланков допроса и приготовился записывать показания.
— Приступайте, товарищ капитан, — сказал Гончаров. — Предварительно разъясните гражданину Савушкину, в чем мы его обвиняем.
— Гражданин Савушкин, — ясно выговаривая каждое слово, начал Дроздов, — вы обвиняетесь в том, что двадцать седьмого июня сего года в девятнадцать часов десять минут в Гороховском переулке в целях ограбления выстрелом из пистолета убили бухгалтера столовой гражданина Орлова Ивана Ильича и похитили у него портфель с деньгами, принадлежащими столовой…
Дроздов назвал похищенную сумму, сообщил, какими статьями Уголовного кодекса предусматривается совершенное преступление, и спросил:
— Признаете вы себя виновным?
— Нет, не признаю, — ответил Савушкин хриплым, простуженным голосом. — Никого я не убивал и не грабил.
— Хорошо, я так и запишу: «Виновным себя не признаю».
— Расскажите, гражданин Савушкин, где вы были и что делали вчера до момента вашего задержания? — спросил Гончаров.
Савушкин заерзал на стуле.
— Где я был? — спросил он, делая ударение на слове «где».
— Да, где вы были?
— Ну, взял машину, заправил бензином у колонки… Есть у нас там возле гаража… Ну, и поехал в Клин, к тетке…
— Это неверно, — сказал Гончаров. — С вашей тетушкой мы связались по телефону и выяснили, что вы не были у нее с позапрошлого воскресенья.
— Я говорю: хотел поехать. По дороге раздумал.
— Ах, вот как! Хотели поехать, раздумали и вернулись в гараж?
— Да, у меня не ладилось с зажиганием, и я вернулся обратно.
— Это уже, — Гончаров стал считать на пальцах, — четвертая придуманная вами версия. От трех вы сами отказались. Говорите правду: где вы были?
— Я правду говорю.
— Ладно, не будем спорить. Сколько времени вы пользовались машиной?
— Не помню.
— А где пили вино?
— К обеду выпил сто грамм и кружку пива.
— Где вы обедали?
— В какой-то столовой.
— В какой? Где?
— Не помню.
— Когда вы обедали? До поездки или во время поездки?
— Во время.
— Когда же это было?
Савушкин пожал плечами, опустил голову и не ответил.
— Вы уехали из гаража в шестнадцать часов, а вернули машину в двадцать один час. Где вы были пять часов?
Не получив ответа, Гончаров предложил Савушкину по часам, последовательно рассказать, куда он поехал из гаража, какой дорогой и где находился целый день и вечер.
Но Савушкин никак не мог толком объяснить, где был и что делал. По его словам получалось, что весь день он находился либо по дороге в Клин, либо по дороге из Клина.
Гончаров и Дроздов внимательно наблюдали за Савушкиным, а тот заметно нервничал, старался отвести глаза и время от времени озирался исподлобья.
Неожиданно Гончаров спросил:
— Почему, когда вас задержали, вы были без головного убора?