Выбрать главу

Пронин вошел в зал и сел во втором ряду партера, рядом с генералом Ковровым.

– Ну, – повернулся к нему тот, – давненько не слыхали мы нашего джазмена. Говорят, у него были проблемы с идеологическим отделом Министерства культуры. Репертуар, как я слышал, после неких событий значительно сменился.

Пронин хмыкнул и пожал плечами.

– Что уж там говорить, даже название сменилось… Как он сам говорит: «Джаз-убежище для ветеранов джаза». Как вы думаете, товарищ генерал, посадят его как космополита?

Наступило молчание.

– Артистические сплетни, – вновь заговорил генерал, – любят некоторые саморекламу. Даже из отрицательных отзывов выжимают популярность. Им бы у нас поработать. Мигом поняли бы, что есть что. Что хорошо, а что – плохо. Но ты не подумай, я Утесова люблю. Душевен. О, начинается…

Вел концерт сам Утесов. Одет он был просто, в полувоенный мундир, обычные ботинки.

После обязательных официальных приветствий артист дал знак оркестру начинать концерт. «Дорога на Берлин». Задорная фронтовая песенка сразу завела зал. Как-никак, это была весна Победы!

Утесов вышел на авансцену:

– Товарищи чекисты! Мы с оркестрантами очень рады, что мы тут стоим, а вы все сидите.

В зале раздался смех. Кажется, все «сидельцы», кроме Пронина, рассмеялись. Но его передернуло от двусмысленности: «Вот ведь обормот. Фигляр». Пронин смотрел на сцену отсутствующим взглядом, не принимая звучавшую музыку.

Далее последовали любимые народом матросский вальс, песня о партизанской бороде, песня американского бомбардировщика.

Второе отделение было посвящено послевоенной жизни. Утесов исполнил новый вариант песенки о двух урканах, сбежавших с одесского кичмана:

Одесса, Одесса,Давно все это было.Теперь звучат мотивы уж не те.Бандитские малиныДавно уж позабытыИ вытеснил кичманы новый быт…

А уж как Пронина резанула по мозгам песня-жалоба американского безработного! История просящего подаяние ветерана Второй мировой, которого изображал сам Утесов, показалась майору не слишком уместной. «У нас-то точно на каждом углу за десять и далее километров от Красной площади сидят инвалиды с гармошками, если руки остались целы», – подумал он.

Кто-то из молодых чекистов крикнул: «Бублички»!

Другой не соглашался: «Мишку-одессита»!

Все дальнейшее представление Пронин отсиживал с кислым видом, дежурно улыбаясь, когда генерал поворачивался к нему после очередной шутки Утесова. Автоматически хлопал в ладоши. У большинства зрителей интермедия о стадионе «Динамо» вызвала наибольшее воодушевление. Правда, называлась она странно: «Большая московская больница на 80 000 мест». Болельщики ликовали. Этот стадион, впрочем, действительно стал очень популярным – прошедшей зимой на нем проводился чемпионат по новому виду спорта – канадскому хоккею. Игра была быстрой, задорной, интригующей. Пронин и сам побывал на одном из матчей, где познакомился с тренером команды «Динамо» Чернышевым. А звали этого тренера, кажется, Аркадием Ивановичем. Да, именно так. Пронин удовлетворенно хмыкнул, убедившись в том, какая у него замечательная память.

На «бис» чекисты стали просить Утесова спеть блатные одесские песни. Он отказывался, кокетничал, потом вызвали на сцену начальника политотдела МУРа, который заявил о «клеймении безжалостным сатирическим наганом пережитков буржуазного преступного элемента». В другой день Пронин с удовольствием посмеялся бы над этими смелыми выходками, но не сегодня. Слишком свежа была рана от потери друга.

А рядом с ним генерал Ковров увлеченно подпевал Утесову:

«Ой, лимончики! Вы мои лимончики! Вы растете на моем балкончике…»

Несколько минут спустя Утесов на «бис» исполнял про кичман – со старыми словами: «С одесского кичмана Бежали два уркана. Бежали два уркана Та-и на волю? В Вапняровской малине Оне остановились Оне остановились атыдахну-у-у-ть!»

Пронин только вздыхал и тихо чертыхался. Хотя, помнится, эти куплеты Утесов исполнял и пред светлыми очами товарища Сталина, на встрече с папанинцами, еще до войны. И Витька был тогда живой… Пронину нравилось, как смешно Утесов меняет голос – то басит, то хрипит, то надрывается, как цыганка.

После того как оркестр завершил выступление одной из фронтовых песен, Пронин некоторое время устало сидел в кресле, прежде чем встать и уйти. Генерал Ковров, повеселевший, порозовевший и говорливый, покинул его.

«Еще и домой ехать с этим самоедом, – вспомнил Пронин своего нового шофера. – Кто же это устроил мне такой сюрприз? Ведь без предварительного знакомства, предупреждения даже… Впрочем, может быть, это Победа все спутала… Ну ладно, надо как-то сгладить впечатление от первой встречи».