— Но ведь то же самое происходит в армиях всего мира… У нас обвиняемый охраняется двенадцатью конвоирами из дивизионной жандармерии.
— Конечно, — с отвращением заметил Франсуа, — дивизия, сражающаяся на фронте, не может обойтись без жандармерии.
Им было очень уютно сидеть в этой нелепой комнате, уставленной пальмами, цветами алоэ и другими декорациями для «Комической истории».
Франсуа, наконец, спросил:
— Обвиняемому сообщают приговор?
Капитан выпрямился:
— Именем французского народа… На караул! Ток-ток-ток! Сего дня военный трибунал, слушая дело в закрытом заседании… Председательствующим был поставлен вопрос: — Угрожал ли капрал X лейтенанту Y, называя последнего шкурой и офицерской мордой?.. Тайным голосованием членов суда… Председательствующий произвел подсчет голосов, согласно требованиям закона… На вопрос, виновен ли X в мятеже, суд единогласно ответил: «Да, виновен».
Капитан рассказывал все это с тем же лихорадочным возбуждением, с каким говорил о своем неудавшемся побеге, но на этот раз в его голосе звучало осуждение.
— Ну конечно, — продолжал он, откинувшись в кресле, — потом (я говорю о заседании в вашей школе, господин Субейрак) переходят к следующему вопросу: «Есть ли смягчающие обстоятельства?». Тут все зависит от тех зебр, которые судят, не так ли, от мнения полковника — председателя суда. Нельзя сказать, что он навязывает свое мнение, но, в общем, он, не стесняясь, дает понять, что думает. Кроме того, это зависит от очередной сводки. На участке спокойно, новости хорошие, приближается рождество… — все делаются добренькими. Парень был пьян. Он идиот от рождения. У него четверо детей. Давайте, большинство голосов — да! Обойдется шестью месяцами штрафных… Немцы нажимают, фронт прорван, в тылу беспорядок? Нет! Единогласно!
— И тогда?
— Тогда трибунал удаляется, чтобы избрать меру наказания. Председатель производит опрос, начиная с младшего по чину. Все предусмотрено. Ввиду изложенного и принимая во внимание, что сержант Вашэ дезертировал с боевого поста, трибунал приговаривает его к смерти, лишению воинского звания и возмещению судебных расходов…
— Н-не может быть! — воскликнул Тото.
— Именно так! И устанавливает, что приговор будет оглашен перед строем.
С большим опозданием Франсуа мысленно присутствовал на суде над человеком из Вольмеранжа. Действительность оказалась еще более возмутительной, чем та пародия, которую он себе представил, — об этом сейчас с достаточной убедительностью рассказывал капитан Пьерэ де Аруайе… Дело происходит в его классе. Председатель дремлет. Элегантный, надушенный полковник Розэ пальцем указывает на солдата, и его нижняя губа подрагивает от негодования. Положенный по закону унтер-офицер занимается своими ногтями и скучает. Человек из Вольмеранжа сидит напротив кафедры. Вот он поднимает голову…
Франсуа очнулся. Он хотел знать все до конца.
— Приговор всегда оглашается?
— Насколько мне известно — всегда.
— А что потом?
— Потом прошение о помиловании.
— И в эту войну было так?
— Ну да. Знаете, нигде внешние формы не сохраняются так прочно, как в суде, если, только не говорить о церкви… Чему же вы обучаете ваших учеников по истории?
— Делу Дрейфуса, господин капитан.
Ответ прозвучал, как удар хлыста.
Капитан Пьерэ де Аруайе пожал плечами. Что ж, хорошо отвечено. Как бывший читатель «Же сюи парту» он не мог удержаться, чтобы не подразнить учителя.
— А знаете, военно-полевые суды иногда еще упрощают процедуру. Я думаю, что в мае и в июне, если такие дела случались, довольствовались упрощенным церемониалом. Война это война.
— Да, — ответил Франсуа Субейрак, — таково одно из моих первых впечатлений в плену. Мы шли полем недалеко от Вузье. Мимо двигалось немецкое подразделение с капитаном во главе… Он ехал верхом и высокомерно сказал нам: «Das ist Krieg».
— Русские — тоже наверно так говорят… Чтобы сделать омлет, надо разбить яйца.
Они долго сидели, увлекшись разговором. Послышался стук в дверь — это, как обычно, стучал кулаком Ватрен. Старик зашел за Субейраком, чтобы идти на прогулку. Он не захотел войти.
— Благодарю за отличный завтрак, — сказал, поднимаясь, капитан Пьерэ. — Мы рассчитываем на вашу «Комическую историю», господин Субейрак. Так редко удается посмеяться.
— Господин капитан, прошу простить, что задавал вам столько вопросов. Но все же…
Капитан надевал шинель.
— …Но все же у меня есть еще один вопрос. Почему вы только что упомянули сержанта Вашэ?