Выбрать главу

— …ни бошей, — продолжал Ватрен, — потому что они слишком далеко, ни…

— Ни господ офицеров из дивизии, — добавил Бертюоль, вспомнив историю с огнем на передовых в Киршвейлере.

Лицо Ватрена стало суровым. Субейрак смотрел на это лицо как завороженный, читая на нем признаки гнева и страшной усталости. Оно было изборождено темными, словно выжженными морщинами. Майор мгновенно пришел в ярость:

— Капитан Бертюоль, если не знать вас, можно подумать, что вы злоязычный человек.

— Именно это и сказал мне в семнадцатом году генерал Одрон, командовавший дивизией, когда я был в третий раз отмечен в приказе за Мор-Ом.

Взор майора был обращен к камину, украшавшему гостиную присяжного поверенного. Невидящим взглядом он смотрел на маленькую бронзовую женщину шоколадного цвета, сидящую на лунном серпе. Субейрак вдруг заметил, что его рука во время ужина непроизвольно ласкала лежавшую в кармане его кителя гладкую глянцевую бумагу — письмо Анни. Так же, как и Ватрен, он смотрел на маленькую голую женщину. Он вспомнил памятник погибшим в Вольмеранже. В сущности, художники поколения Ватрена и Бертюоля вели себя одинаково недостойно, как по отношению к любви, так и по отношению к героизму. Субейрак был еще слишком молод, чтобы не верить в пустые счеты и ссоры двух поколений.

Гнев майора между тем прошел.

— В самом деле, капитан Бертюоль, — промолвил он своим низким голосом, — нет никаких оснований думать, что сюда может явиться кто-нибудь из штаба сегодня ночью. Или завтра. Никаких оснований.

Его голос звучал серьезно. Он опустился в кресло.

— Душман! — позвал он.

— Господин майор! — ответил чей-то заспанный голос из соседней комнаты.

— Кофе.

— Поставлен на огонь, господин майор.

Ватрен оглядел своих офицеров.

— Раз вы еще не легли, Субейрак, вы пойдете со мной.

— Слушаю, господин майор.

— И вы будете всю жизнь помнить эту ночь.

Душман принес кофе.

— Несколько капель малиновой настойки в кофе, господин майор… — предложил Бертюоль.

— Хорошо, — согласился к общему удивлению майор.

Потом, как бы извиняясь, почти машинально сказал:

— У нас это называется огневым настоем.

Он выпил обжигающую смесь, вытер усы и, наконец, решился:

— Господа, полковник Розэ прислал мне солдата, которого надо расстрелять.

На них повеяло ужасом.

— Это рядовой запаса, он прибыл утром из Парижа. Только что приговорен к смерти военным судом. Он был зачислен в первую роту первого батальона.

— Благодарю от ее имени, — сказал капитан Блан.

Это было первое слово возмущения, который Субейрак услышал от него за девять месяцев их знакомства.

— Солдат находится на КП вашей роты, Блан. Вы должны обеспечить его охрану.

Только сейчас Субейрак подумал о том, что он командует третьей и что ему очень повезло. Ватрен протяжно вздохнул, со свистом выпустив воздух через сжатые зубы. Он продолжал:

— В моем батальоне нет больше кадровых лейтенантов. Самый младший из офицеров запаса — это…

Все молчали. Они старались вспомнить.

— Это Пофиле.

Как это должно было потрясти крестьянина Пофиле!..

— Казнь будет совершена в пять часов. Сейчас двадцать три часа двадцать семь минут. Сверьте свои часы. Блан, вы распорядитесь разбудить его в четыре тридцать. Если он будет спать. Дюрру, вы нам будете нужны.

Дюрру кивнул и выпил бокал настойки. Его рука слегка дрожала.

— Я вместе с Субейраком позабочусь об остальном.

Бертюоль еще медленнее, чем обычно, вставил сигарету в мундштук.

— Господин майор, прошу прощения: больше ничего неизвестно о… об этом прискорбном деле?

— Одну минуту, капитан Бертюоль. Капитан Блан, ваша рота завтра дежурная. Вам положительно не везет. Вышлите завтра команду из шести человек к памятнику погибшим.

— Ну конечно, — сказал вполголоса Дюрру.

Впрочем, какое же еще место встречи можно было указать глухой ночью в деревушке, где они не пробыли и трех часов.

— Шесть человек и капрала с шанцевым инструментом… Бертюоль, я мог бы ответить вам, что мне ничего неизвестно. Я должен был бы так ответить. Но я понимаю. Я вас понимаю. Я не знаю почти ничего. Знаю только, что сегодня, 27 мая, солдат, прибывший с частью из Парижского округа, предстал перед военным судом на КП дивизии в предместье Меца. Он был признан виновным в мятеже, направленном против личности полковника…

Дюрру встал и подошел к радиоприемнику. Послышался свист, скрежет, завывание, потом раздались звуки пасо-добле.

— Это — из страны корриды, — заметил Дюрру. — Вы никогда не видали корриду, господин майор?