— Сержант Ламуре?
— Слушаю, господин майор.
Сержант Ламуре вытянулся; при всем почтении и готовности, выражавшихся в его позе, в ней не было ничего военного. Он смотрел на майора, переминаясь с ноги на ногу.
— Вы поставили часового под деревьями, мне незачем идти проверять?
— Дело в том, господин майор, что… Нет. Нет, господин майор, там нет часового.
— Вы окончили семинарию, сержант Ламуре?
— Так точно, господин майор.
— Почему вы не стали офицером, как большинство ваших товарищей? Может быть, вы, наконец, прекратите качаться?
— Слушаю, господин майор. Я не стал офицером, но, видите ли, это зависит от семинарии. Есть семинарии, где на военную подготовку смотрят косо, в других, наоборот, ее поощряют. Тут все дело в епископе.
— Я считал, что в семинарии Камбре ничего против военных не имеют.
— Совершенно верно, господин майор.
— Значит, дело в вас лично?
— Да, господин майор. Во мне.
— Вы не любите военных?
— Я не люблю войны, господин майор.
Майор сел, и стул под ним заскрипел. Одной рукой он с силой провел по лбу, другой стиснул колено.
— Этой разницы я, кажется, никогда не постигну, — сказал он: — Дайте мне стакан воды.
— Не хотите ли вина, господин майор? Тут есть божоле…
— Воды.
— Хорошо, господин майор.
Один из солдат бросился с кувшином на лестницу, которая вела во двор. Дверь тут же открылась: она не была заперта!
Субейраку становилось все более и более не по себе. К нему возвращался страх, усугубленный, как у Ламуре, чувством вины. Однако в чем же он виноват? Здесь мнения могли расходиться, но оба они, конечно, были виноваты в глазах того мира, который воплощал майор.
Солдат вернулся и налил воды в стакан. Ватрен, нахмуренный и мрачный, медленно выпил ее и снова заговорил ровным голосом:
— Вас на это дежурство назначил капитан Блан, сержант Ламуре?
— Нет, господин майор, я вызвался добровольно.
— Добровольно?
— Так точно, господин майор. Учитывая особый характер…
Он с отчаянием взглянул на арестованного, тот пожал плечами.
— …характер… этого задания, я подумал, что уж лучше я…
— Понятно, Ламуре.
— Ну, а насчет окна, — порывисто продолжал сержант, раскачиваясь все больше и больше, — я, конечно, подумал об этом, господин майор. Но ведь мы же все здесь…
— Ну и что же, Ламуре?
— В моем отделении, господин майор, осталось только шесть человек. Один стоит у дверей, трое здесь и двое спят. Они уже давно не спали.
— Спят, — повторил майор без всякого выражения.
Он взял кувшин, налил себе полный стакан, с шумом выполоскал рот и отошел к окну выплюнуть воду.
— Вам так жарко, что вы окна не закрыли?
— Да, господин майор.
Взгляд майора еще раз скользнул по комнате мимо Субейрака, словно не видя его, и остановился на неподвижно стоящем арестованном. Новая форма. Топорщится, как на манекене. Майор перевел дыхание и шагнул прямо к Субейраку. Он взял его за пуговицу. Украшенная золотой гранатой, пуговица ярко блестела под теплым светом лампы.
— Субейрак, вы разговаривали с арестованным?
— Да, господин майор.
— Разве вы сегодня дежурите?
— Нет, господин майор.
— Может быть, Блан попросил вас сделать вместо него обход: он старше вас и у него разболелась печень?
Несмотря на взъерошенные усы, в лице командира батальона сквозило что-то умоляющее. Но это выражение слишком не вязалось со всем, что лейтенант знал о своем начальнике, и Субейрак не стал о нем задумываться. Скорей всего западня, грубая, фельдфебельская западня, вроде: «Кто грамотный? Идите отхожее место чистить!»
— Нет, господин майор. Я пришел сюда по собственной воле.
— Вот как! Вы, вероятно, знаете, что такое посещение не… предусмотрено уставом?
— Мне об этом известно, господин майор.
— Мы к этому вернемся позже. Сейчас я хочу знать только одно, лейтенант Субейрак. Другой на моем месте счел бы ваше поведение… подозрительным. Но я вам доверяю. Да, да, я вам доверяю.
Он отпустил пуговицу, отошел к окну, вернулся и снова остановился перед Субейраком.
— О чем вы говорили с осужденным?
— О Бийянкуре, господин майор.
Майор опустил голову, словно этот простой ответ поразил его в самое сердце.
Он отступил и засунул под портупею покрытую шрамами квадратную руку, с коротко обрезанными ногтями.
— Лейтенант Субейрак, ваше присутствие здесь излишне. Идите в свою комнату и считайте себя под арестом впредь до особого распоряжения.