— С вами день ото дня труднее, — сказал Рогальский, — что с вами, милый писатель?
— Я не писатель! Я старый дурак и добровольный наймит с душой подхалима!
Трауб поднялся со стула и отошел к столику, уставленному бутылками с самогоном. Следом за ним поднялся Юзеф. Он остановился возле Трауба и сказал:
— Господин военный корреспондент, мне нужен чистый аусвайс для одного друга...
— Дурашка, — ответил Трауб, выпив, — если я ругаю мое государство и его лидеров, так это не значит, что я готов продавать мой народ, попавший в их лапы.
— Каждый народ заслуживает своего правительства.
— Глупо. Значит, вы в таком случае заслуживаете того, что имеете сейчас. Я к вам неплохо отношусь, но спасти от виселицы не смогу: Геббельс меня теперь не любит. Не лезьте в кашу. Выживите, это будет ваш долг перед родиной. Чтобы ей служить, надо уметь выживать. Побеждает выживший. Погибший герой обречен на забвение, выживший трус может стать героем, когда кончат делать пиф-паф друг в друга.
— Вы красиво говорите, Трауб, — задумчиво ответил Юзеф, — но только мы боремся против вашего правительства, а многие из немцев ваше проклятое правительство поддерживают.
— Я всегда в своей прозе вычеркивал эпитеты. «Проклятое» — это эпитет. Двадцатый век смял человека. Сейчас все будет решать, помимо нас, великое неизвестное, название которому «Время». Я в этом убежден, не спорьте зазря.
— Юзеф! — крикнул с кухни пан Тромпчинский. — Юзеф, дрова кончаются.
— Простите, я сейчас, — сказал Юзеф и вышел из гостиной.
На кухне, возле двери, стоял Зайоцкий. Для пана Тромпчинского-старшего он был просто Зайоцким — часовщиком и самогонщиком. Для Тромпчинского-младшего он был товарищем Седым. На самом деле он был Збигневом Сечковским — начальником группы разведки Краковской подпольной организации.
Юзеф и Седой вышли во двор. Ночь была холодной.
— Юзеф, — спросил Седой, — когда ты в последний раз видел Андрея?
— Андрея? Позавчера. А что?
— Погоди. Где ты его видел?
— В Кракове.
— Это ясно. Где именно?
— Возле магазина пана Алоиза.
— В какое время?
— В три часа.
— Он был пьян?
— Что ты... Нет...
— Сколько денег ты ему передал?
— Тысячу, как обещал.
— Куда он пошел после?
— Не знаю. Я смотрел, чтобы за мной не было слежки. А в чем дело?
— Погоди. Во что он был одет? Не в немецкую форму без погон?
— Нет. Он был одет в серый костюм.
— Серая рубашка с красным галстуком?
— По-моему, да... Наверняка да.
— Вот так штука...
— А что случилось?
— В пять часов его видели входящим в абвер. В девять часов он вышел оттуда.
— Не может быть... Ведь... он русский разведчик.
— А до часу ночи он пил в казино для немецких офицеров с полковником абвера Бергом.
— Что ж мне, пора уходить в лес?
— Ты два раза передавал ему деньги?
— Да.
— Он тебе не говорил, кто он такой?
— Нет. Он просто сказал, что пришел от тебя.
— А я для вашей семьи не столько часовщик, сколько самогонщик. Ты с ним не говорил ни о чем?
— Никогда.
— Как бы не пришлось менять квартиру мне... Ты вне игры, он не знает, кто ты и откуда. Передавал деньги за самогон моему человеку: это убедительно. Ай-яй-яй, какая штука получается...
— Ты запрашивал красных?
— В лесу кончилось питание для рации. Ладно, иди проигрывай деньги немцу. Завтра утром я к тебе подойду, может, что и прояснится. Во всяком случае: ты передавал деньги моему человеку за самогон, который получал у нас. Для алиби я тебе брошу сегодня письмецо с просьбой остаток вашего долга передать пану Андрею, ясно?
— Хорошо.
Седой сжал руку Юзефу и пошел вниз, к дороге. Он всегда прощался и здоровался, очень крепко сжимая руку, чуть дергая ее на себя, будто борец перед началом схватки.
Юзеф стоял на крыльце до тех пор, пока не затарахтел мотоцикл на нижней дороге: Седой уехал. Юзеф достал сигарету и закурил. Он почувствовал, что руки у него дрожат.
Ни Юзеф, ни Седой не знали, что разведчик Андрей, заброшенный в этот район три месяца тому назад с самолета, имеет кличку «Муха» и что именно к нему должна была выйти группа Вихря.
Коля и Степан Богданов
— Я совершал побег раз сто, — медленно говорил Степан Богданов. Коля слушал его, закрыв глаза. — Сто первый — этот.
Богданов замолчал. Коля слышал, как он полез за куревом. Вдали, на костеле, большие часы прозвонили три раза.
— Утро, — сказал Коля. — Скоро солнце взойдет.
— Спать хочешь?