— Про цвет ботинок мне не сообщили.
— Ну?
— Нет, не сообщили.
— Вы в каком звании? — спросил Вихрь.
Он задавал вопросы очень быстро, и Муха так же быстро ему отвечал.
Длинный гестаповец с трудом успевал переводить вопросы и ответы своему шефу.
— У меня нет звания.
— То есть?
— Меня забросили, потому что я был связан с львовским подпольем, выполнял их поручения.
— Что-то вы финтите, милый, — сказал Вихрь. — Я в разведке не первый день, но, насколько мне известно, командование цивильных в тыл не засылает. Это во-первых. Во-вторых, я не верю вашим данным про синий костюм — только лишь. Мы всегда довольно тщательны в описании внешних данных разведчика. Мне, например, известно, что человек, который будет со мной на связи, должен быть одет в вельветовую черную куртку, серые брюки, заправленные в немецкие солдатские сапоги с голенищами раструбом...
Шеф сказал:
— Вы в прошлый раз не уточнили деталь с сапогами.
— По-моему, я имею дело не с приготовишками от контрразведки...
Длинный и шеф переглянулись.
— И тем не менее, — сказал шеф, — ваш связник знает вас в лицо?
— По-видимому.
— Почему вы так думаете? Если Муха не знает в лицо своего резидента, то почему «вельветовая курточка» обязан знать о вас?
— Потому что «вельветовая курточка» — офицер Красной Армии и ему полностью доверяло руководство.
Вихрь теперь играл на том, чтобы посеять в гестаповцах недоверие к Мухе. Он играл точно, хотя не знал всех скрытых пружин, которые помогали ему в той точной и единственно возможной сейчас игре. Дело заключалось в том, что сейчас давала себя знать давнишняя вражда между военной разведкой Канариса и ведомством Кальтенбруннера. А Муха как раз и попал в эти жернова: на него своими каналами вышел полковник абвера Берг, а он, не зная всех тонкостей этой давней вражды между абвером и гестапо и считая гитлеровцев единым, слаженным государственным организмом, пришел в гестапо — между встречами с Бергом, который, во-первых, никогда не ходил в форме, а во-вторых, говорил по-русски как русский, потому что в тридцать втором году окончил химический факультет МГУ. Гестапо, естественно, узнало о встречах Берга с Мухой, и поэтому всякая компрометация этого агента входила в перспективные планы гестапо: потом, позже, при случае, дать Бергу подножку — мол, работает либо с заведомым дезинформатором, либо с дезинформатором невольным, либо с бесперспективным с оперативной точки зрения человеком, не представляющим никакого интереса.
— Мне тоже доверяло руководство! — сказал Муха обиженно. — Меня сам Бородин провожал!
— Как фамилия Бородина? — спросил Вихрь спокойно и с улыбкой.
— То есть как фамилия? Бородин.
Шеф и длинный снова переглянулись. Вихрь рассмеялся.
— Милый мой, — сказал он, — у разведчика не может быть одна фамилия.
— А какова настоящая фамилия полковника Бородина? — спросил шеф Вихря.
Шесть дней назад при случайной бомбежке погиб полковник Валеев, заместитель Бородина. Все нити, которые могли вести к нему, были оборваны его смертью, тем более что он только осуществлял подготовку, учебу и заброску людей в тыл. Называть фамилию с потолка было нельзя: где гарантия, что у гестапо не было хотя бы нескольких точных фамилий наших разведчиков из штаба?
— Фамилия Бородина Валеев. Алексей Петрович. Полковник, выпускник академии Генштаба.
— Подождите в приемной, — сказал шеф Мухе.
Муха вышел. Шеф подвинул Вихрю сигареты и зажигалку.
«Надо, чтобы эти дни Муха был со мной, — подумал Вихрь. — Не дай бог, если он эти дни будет торчать у костела. Коля или Аннушка могут пойти к нему на связь...»
— Хорошо бы, если Муха пошел со мной на рынок.
— А кто сказал, что вы пойдете на рынок? — спросил шеф.
— Вас интересует связник в вельвете...
— Разумно. Только почему вы думаете, что мы не сможем его взять без вашей помощи?
— Вы бывали на Старом Рынке? — спросил Вихрь.
— Бывал.
— Сходите еще раз и посчитайте, сколько вы там встретите людей в черном вельвете, серых брюках и немецких солдатских сапогах раструбом. Надеюсь, вы, засылая своих людей к нам, одеваете их не как попугаев, а так, чтобы они были похожи на тысячи окружающих их. Не так ли?
— Почему вы так откровенны с нами?
— Потому что я проиграл.
— Проигрывая, ваши люди кричат, бранятся и стараются плюнуть в лицо.
— Этим своим вопросом вы хотите унизить меня? Или просто оттолкнуть?
— Не понял, — сказал шеф и попросил длинного: — Что он имеет в виду, пусть объяснит подробно.