— Сейчас вы покажете нам свое искусство, — сказал гестаповец. — Согласны?
И, не дожидаясь ответа Коли, он сказал офицеру:
— Пригласите господина Торопова.
— Сейчас же приглашу, господин Шульц, — ответил старик офицер и вышел из кабинета.
В голову Коли словно ударило: «Шульц». Сначала он не понял, отчего его так ударило. А потом ясно услышал Степку и его рассказ про следователя гестапо Шульца — красномордого и здорового, который уговаривал его выступить на одном из громких процессов как чекиста-связника.
А где рация?
Аня проснулась через час. Ей казалось, что она только на минуту закрыла глаза. Она увидела незнакомый потолок над головой (она всегда точно запоминала карнизы потолков и могла по ним безошибочно определять высоту комнаты), и все в ней закружилось, заметалось, напряглось. Но было так только одно мгновение, пока она не увидела возле окна Муху. Он сидел в той же позе, что и час назад: облокотившись рукой на подоконник, выкрашенный жирной белой краской.
Он сидел, закинув ногу на ногу, — уютно, по-довоенному, нисколько не скованно, будто он вовсе не в тылу у немцев, а в штабном домике после возвращения с задания, сидит себе и отдыхает бездумно.
— Ну, — сказал он, — отдохнула?
— Хорошо отдохнула.
— Я на тебя глядел, красивая ты. Зачем таких посылать? Можно кого поплоше...
— Это почему?
— Так... Если поплоше какая попадется — не так жаль будет.
— Каждый человек — человек... Да и потом не в вывеске дело.
— Ты про душу-то не заводи, не надо, — сказал Муха, — это мы в школе проходили. Рация где? Надо выходить к нашим, в лесу у местных партизан питание кончилось, они теперь немые.
— За рацией надо идти.
— У верных людей спрятала?
— Я ее закопала.
Муха присвистнул.
— Теперь черта с два найдешь.
Аня улыбнулась.
— Найду, — сказала она спокойно, — завтра же найду. Вдвоем пойдем?
— Нет, втроем. Я еще одного местного с собой прихвачу.
— Кто такой?
— Один... парень... С моей группы.
— Он не наш?
— Раз мне помогает, значит, наш.
— Это понятно. Я спрашиваю: его тоже забросили или он местный?
— Местный. Я его тут вербанул.
— Как мне называть тебя? Я знаю, что Муха, — и все.
— Зови меня Андрей. А тебя?
— Аня.
— А по-настоящему?
— Я же не спрашиваю, как тебя звать по-настоящему...
— По-настоящему меня зовут Андрей, вот и вся разница.
Аня быстро глянула на Муху и подумала: «Что он, с ума сошел, настоящее имя говорит?» Она ничего не сказала ему, села к столику и, достав зеркало, стала причесываться.
— А ты чего не завитая? — спросил он. — Сейчас модно, чтобы с шестимесячной.
— Я пробовала: мне не идет.
— Одели тебя ничего, — продолжал Муха, — похоже... А остальные как? В трофеях или шили по заказу?
— Кто в чем...
— Главный в синем костюме прыгал?
— Он прыгал в комбинезоне.
— А штиблеты на нем какие были? Не помнишь, какого цвета?
— Не помню...
— Ты на карте пометила место, где спрятана рация?
— Я карту закопала.
— Где?
— Здесь, недалеко.
— Пошли за картой.
— Лучше вечером. Спокойней. А найти я ее и ночью найду. Я метины в лесу оставила.
— Какие метины?
— Ну, следы... Кору надрезала, линию прочертила от тропки, валеги накидала... Это сибирское, я это умею.
— Сибирячка?
— Почти.
— Ишь какая осторожная! — улыбнулся Муха. — Все намеками да намеками. Слышь, Ань, а второй во что одет? На всякий случай, чтоб знать, если главный сгинул...
— Тоже в комбинезоне, — ответила Аня, — по паролю узнаешь.
— Ты что, не веришь мне?!
— Почему, — удивилась Аня, — как же я могу тебе не верить?
— Я тут один три месяца! Сколотил группу! Передаю сведения, вам базу приготовил! Не сплю, не жру! Эх, чего там!
— Не сердись, Андрюша, ну что ты... Если ты волнуешься, не ходи на явку. Теперь могу пойти я. Я-то ведь знаю их в лицо...
— Ладно, там решим... Извини, что сорвался: нервы на пределе. Но за картой пошли сейчас.
— А почему сейчас? Вечером надежней. Давай вечером, а?
Вечером у Мухи была назначена встреча с Бергом. Поэтому он сказал:
— Нет, Анечка, вечером мы не пойдем: патрулей до черта, напоремся еще, не ровен час.
А карту он обязан был показать полковнику Бергу: тот велел. И еще он хотел показать карту гестаповцам: после очной ставки с разведчиком он чувствовал себя оплеванным — ему явно не верили. Покажет карту — поверят.
— Ну, хорошо, — сказала Аня, — если ты считаешь, что надо идти сейчас, пошли, я готова.